Дети лагерей смерти. Рожденные выжить

Приска бесконечно скучала по дому и взывала к любому проявлению красоты и добра. Она дошла до мысли, что надежды на спасение бесплодны. Девушка страдала от голода и жажды, каждая рана и укус саднили, она с трудом выносила собственный запах. Было сложно поверить, что все это случилось после того, как ее и Тибора забрали из дома. Куда подевалась сладкая жизнь, которую она вела в Злате-Моравце, где она учила подругу Гизку и жадно поглощала сладости на пороге кондитерской? А куда делся тот день, когда они с Тибором ели торт «Захер» в прокуренном кафе Братиславы, в окружении цвета интеллигенции? Или когда она тихо сидела подле него, пока он что-то набрасывал в записной книжке и выпускал ароматные облака дыма своей трубкой? Чудовищный план Гитлера поглотил все ее прошлое, оставив лишь обрывки воспоминаний.

Онемевшая от ужаса, Приска решила оставить всякую надежду, опустить руки, спокойно принять судьбу, а за ней и смерть. Но после потери трех детей воля к жизни и желание произвести на свет этого ребенка взяли верх. Она не представляла, что нужно для этого сделать, но исполнилась намерением еще хотя бы раз увидеть мужа.

Мужчины содержались в отдельных блоках, на противоположной стороне лагеря. Периодически мужчины в полосатых тюремных робах вычищали туалеты или выполняли любую другую работу в разных секторах. На их форме чаще всего был нашит розовый треугольник, что характеризовало их как гомосексуалов, поэтому задача Приски казалась невыполнимой. Она начала бояться, что ее драгоценный журналист и банковский работник уже «вышел вверх по трубе» или был отправлен в другой лагерь. Дни проходили, ее надежда на встречу угасала.

Однажды днем Бог, к которому она усиленно взывала каждую ночь, услышал ее молитвы. Сквозь витки колючей проволоки она заметила Тибора, проходящего вместе с группой других заключенных мимо ее блока. Она немедленно узнала мужа, хотя он очевидно изменился – отощал и совершенно побледнел. Не веря собственным глазам и рискуя получить пулю, она побежала по грязи к проволочному заграждению, чтобы перекинуться с ним хотя бы парой слов, прежде чем их заметят.

Тибор, за несколько недель до этого отметивший свой 30-й день рождения, выглядел вдвое старше. Он был поражен, увидев свою Пири, и успел сказать, что часто молится о ней и их малыше. «Только ради этого я еще живу!» – выкрикнул он. «Не бойся, я вернусь, мы справимся!» – успела пообещать Приска, прежде чем их разняли и поколотили.

Увидеть Тибора, знать, что он еще дышит, было достаточно, чтобы поднять настроение и боевой дух девушки. А мысль о том, что она сможет снова его увидеть, принесла желанное утешение. Его подбадривающие слова эхом отзывались в ее голове, и лежа той ночью на кровати, зажатая между Эдитой и еще одной женщиной, она исполнилась решимости во что бы то ни стало подарить ребенку жизнь. Война ведь наверняка закончится, когда малютка Ханка или Мишко появится на свет?

Незадолго до их отправки в одной из газет, которые они втайне получали от друзей, молодые люди узнали, что война обернулась против немцев. Франция была освобождена, и объединенные советские и американские войска приближаются. Возможно, освобождение было делом нескольких недель, и тогда они с Тиборко и малышом смогут вернуться домой, к прерванной жизни. Прижимая пальцы к животу, она внезапно поняла, когда родится малыш. «Я забеременела 13 июня 1944 года, поэтому точно знала, когда истекают 9 месяцев», – вспоминает она. Он должен был появиться на свет 12 апреля 1945 года. Она запомнила эту дату, и поклялась подарить ему жизнь и сохранить свою ради них. За первые пять лет войны она оставалась относительно невредимой и сейчас должна удержаться. Ведь ее ждал живой и любящий муж.

Она пообещала, что они справятся, – значит так и будет.

На эту надежду Приска уповала вплоть до 10 октября 1944 года, приблизительно две недели спустя после ее прибытия в Аушвиц. Ее и других заключенных вновь выстроили перед Менгеле, вершителем их судеб. Как всегда улыбаясь и помахивая стеком, он отбирал самых здоровых для лагерных работ. По сравнению с остальными узниками Приска все еще сохраняла ясный взор и выглядела цветущей. В ней была жизнь. Прежде чем она успела что-то понять, Менгеле взмахнул стеком и ее оттащили в группу, направленную на работы.

Женщинам выдали по плошке супа и куску хлеба, после чего неожиданно посадили в товарные вагоны.

Она отчаянно выкрикивала имя мужа, но створка двери захлопнулась и отрезала мечту снова его увидеть. Огромный черный локомотив выпустил струю пара и со скрипом увез Приску от адского пламени Аушвица в неизвестном направлении.

Рахель

Нацистская машина убийств работала ежедневно, с незначительными вариациями. К Рахель и ее сестрам относились так же, как и к остальным заключенным, попавшим в Аушвиц летом и осенью 1944 года.