– Так, значит, если она перешла к этому самому Моро, – сказала я, – как получилось, что ею завладели вы? – Я сделала шаг поближе к столику и статуэтке, и так же сильно, как хотелось мне оказаться подальше от этой вещи, хотелось и взять ее, в руках подержать, почувствовать ее вес. Мне представлялось, что на ощупь она маслянистая.
– Он был арестован за убийство, – услышала я ответ. – Восемь убийств, если быть точной. Тела были обнаружены закопанными у него в усадьбе, совсем рядом с Авиньоном. Имели место обвинения в каннибализме, но так ничего и не было…
В этот момент из гостиной донесся ужасный шум. Кто-то кричал – жуткие звуки, словно загнанное, раненое животное – и память моя сразу вернулась к юноше с завязанными глазами у камина. Екатерина быстро вновь захлопнула дверные створки. Глянула через плечо и пробормотала что-то по-румынски. Во всяком случае, я полагаю, что по-румынски. И я увидела, или, скорее всего, мне лишь показалось, что я увидела, как в глазах женщины мерцает красноватое сияние – наподобие отражательного зеркальца в глазах какого-нибудь дикого животного. Я еще подумала: «Я не верю в оборотней, но если бы верила, то без колебаний уверилась бы, что эта женщина именно оборотень и есть».
Потом Адели Марквардт взяла меня под локоток и сказала:
– Теперь вам надо уйти. Приношу свои искренние извинения, но срочное дело требует моего участия. Сожалею о причиненном беспокойстве. – Произнесла это в точности так, словно бы зачитала заранее написанное и тщательно составленное сообщение. И кивнула в сторону небольшой дверки напротив чайного столика, которой я и не заметила. – Это выведет вас обратно на улицу. Вам лучше поспешить.
И я поспешила. Нашла то, чего мне хотелось (хотелось, как ничего не хотелось никогда, по-моему) – убраться из этого дома, от этих странных людей и этой жуткой статуэтки. Где-то над нами раздался перезвон колоколов, звук их очень походил на звон колокольцев на поплавках. Я вышла из кабинета, прошла узким затхлым коридорчиком и вскоре вновь оказалась на Бенефит-стрит, оглядываясь с безопасного расстояния на мерцающий разлив газового света. Не могу в точности сказать, долго ли стояла я у фонарного столба, сердце билось учащенно, пока я разглядывала несчастный желтый дом Стивена Харриса. Пять минут? Десять? А потом я вернулась в «Миллер-Холл». Оставила свет зажженным до самого рассвета и так и не уснула. На следующий день уехала из Провиденса, на три дня раньше, чем намеревалась, и радовалась безмерно, что еду обратно в Калифорнию.