Дети леса, дети звезд

— Какие ваши годы… — улыбнулся Серазан печально и тепло, а потом вдруг поднялся, взъерошил Грину вихры, тормошнул за плечо бодро и почти жизнерадостно. — Давайте собираться. Нужно идти дальше, пока сыты и пока не ушел день. Женщину мы вам в этой дороге, конечно, едва ли найдем…

Собираться Грину было просто. На нем все еще оставалась одежда, в которой он уходил на ночь Единой, и одежда эта вполне была крепка и пригодна для путешествия.

Еще Грин решил пройти ногами, сколько сможет, и взял у Тесса их общий рюкзак, а взамен вручил старшему арбалет для подстрела, если кого увидят съедобного.

Путешествие продолжалось, на север, к долине, которую Грин видел во сне, а Дракон — в яви.

Глава 32

Путешествие продолжалось на север, к долине, которую Грин видел во сне, Дракон — в яви, а Тесс вообще никак, хотя все еще было впереди.

Пока же они шли горами, которые с каждым днем становились ниже и глаже, идти становилось все легче, а дни все теплели, быстро, даже чересчур, пока не пришло странное и Серазана даже немного встревожившее время, когда тепло и солнце уже заставили их с Грином раздеться до единственного слоя рубах, что казалось совсем почти летом, но стоило посмотреть по сторонам и обнаруживалось, что из деревьев одни только березы покрылись мелкими свежими листиками и сережками, а остальные стоят еще голые.

От этого жутковатого контраста яркой зеленой травы под ногами и мрачных коричнево-черно-серых стволов и веток кругом Тесс периодически вздрагивал, находил взглядом ближайшие березняки и успокаивался на них глазом, а потом почти неосознанно гладил «временный, бросить не жалко» посох и улыбался.

Продлилось это время, впрочем, недолго, за считанные дни подобавлялось листвы и на всем остальном, а когда зацвела долгожданная холодинка-черемуха, все кругом словно ожило. Поперли из земли одуванчики, которые — диво дивное — почему-то не торопились прежде цвести, распустились сначала яблони, а потом и сирень, зазеленело-зацвело все, что хотело и могло…

Грин то рассказывал балдеющему и пьянеющему от захлестывающей растительной жизни кругом Тессу, что за цветку и чьей листве тот радуется в данный текущий момент, то соображал из чего-нибудь неприметного, но полезного, весенних свежих то супов, то прикусных к через раз попадающейся дичи салатов, то — если хватало сытости для превращения — сменял форму и улетал, а Серазан, не уставая на земле слушать человека ли, сфинкса ли так, как не слушал и Дорра, начал потихоньку рисковать уходить за ним в небо — аккуратно, все время помня, как дезориентирующе дурно и больно может закончиться такое вот развлечение, но подбирался к контакту, после — деликатно-настойчиво следовал, и уверился, наконец, что и с более чем разумным сфинксом лететь для него возможно.

Вывод этот он сделал в тот день, когда оглядел глазами Грина долину, лежащую впереди, за пологим довольно холмом, и не животными чувствами, а вполне сознательно отметил в расцветке ее некую странность — не смешавшиеся, не вытеснившие друг друга ряды зелени свежей светлой и хвойной, такие прямые, что Тессу даже кратчайшего недоумения не пришлось испытать — очевидным для него оказалось, что такое сажали намеренно. Тут уже озадачился, прервал контакт, задумался — кто сажал, когда, зачем поддерживает до сих пор? Поймал себя на убеждении, что геометрически правильно высаживать что-либо может только человек, да и то не всякий, засомневался, не льстит ли своему виду, и сделал себе заметку спросить у Грина, когда тот налетается и вернется.

Грин, впрочем, пока что не возвращался — да и причин не было торопиться, путь по сухой и ровной земле был относительно легким, и Серазан, прикинув на ближайшие полкилометра пути безопасность «автопилота», начал потихоньку переключаться-настраиваться вновь на контакт…

Вперед и вверх было небо, чистое, ясное, в вышине свежее и просторное, радовало и манило прохладой против предлетнего солнца, неплохо прижаривающего все, что было поближе к земле и не укрыто пока еще недостаточно широкой-густой листвой, Тесс тянулся в эту холодную небесную чистоту в поисках Грина ли, птицы ли горной-хищной парящей, легкой досадой отвлекало-мешало все то же солнце, бьющее в глаз, но на очередном шаге он попал в долгожданную тень, и тут же мощно и четко пришел коннект.

Слишком четко.

И слишком мощно — холодом утренней-с-ночи тени от высокого скального склона, толстым суком под лапами, складывающимися на спине сильными крыльями и безусловным вниманием со стороны уверенного, сильного разума. Серазан споткнулся, крепче вцепился в свою березу, упирая конец посоха в землю, понял еще, что полупадает-полусползает по ней сперва на одно колено, а потом вниз лицом, и последним успел ощутить запах свежей травы под щекой — а потом чужой разум ухватил его жестко и властно, забирая к себе, на холодную ветку далекой сосны, с которой открывался вид на древний каменный город…