Дети Линзы

Результат не заставил себя долго ждать. Вскоре Киннисону было приказано явиться к капитану. Когда он вошел в кабинет, там уже находились несколько офицеров. Было ясно, что капитан решил проучить Ганнеля в назидание остальным подчиненным.

— Лейтенант Траска Ганнель! Мне стало известно о подрывной деятельности, которую вы ведете в последнее время, — громко произнес капитан. — В соответствии с параграфом пять, пункт семьсот двадцать четыре Основного общевойскового устава разрешаю вам сказать несколько слов в свое оправдание, прежде чем разжалую вас за нарушение субординации.

— Да, я скажу несколько слов в свое оправдание, — холодно ответил Киннисон. — Не знаю, о чем вам донесли ваши шпионы, но в дополнение к их сообщениям должен заметить, что, собрав здесь всю эту компанию, вы проявили себя, как безмозглый кретин, у которого голова ничем не отличается от…

— Молчать! Эй, схватить его! — рассвирепев, закричал капитан. — Немедленно обезоружить!

— Первый, кто приблизится ко мне, будет убит на месте, — внушительно проговорил Киннисон. Его тон заставил офицеров отступить. В руках он держал два излучателя, и указательные пальцы уже лежали на спусковых крючках. — Как вам известно, меня нельзя разоружить до тех пор, пока я не буду разжалован, что-не произойдет. Иначе я воспользуюсь своим правом обратиться к полковнику с обжалованием вашего решения. Не сомневайтесь, я сумею доказать, что вы глупы, неисполнительны и абсолютно непригодны для вверенной вам должности — да вы и сами это знаете. Вы не следите за дисциплиной, в вашем подразделении полным-полно любимчиков и подхалимов. Когда вы раздаете награды или назначаете меры наказания, то руководствуетесь не логикой и не здравым смыслом, а вашими личными пристрастиями. Любой военно-полевой суд прислушается к моим доводам и лишит вас всех званий. Так что советую хорошенько пошевелить извилинами, прежде чем обвинять меня в нарушении субординации!

Офицер побледнел, привстал, а затем снова опустился в кресло. Он сразу понял, что не в состоянии опровергнуть обвинения, с которыми Ганнель мог обратиться в военно-полевой суд. Выход только один. Конфликт нужно представить как личное оскорбление, и тогда все решилось бы на дуэли. В Босконии старший по званию, из участвующих в поединке офицеров, имел право выбирать оружие. Капитан блестяще владел саблей и не раз побеждал Ганнеля в турнирах. Поэтому, переведя дыхание, он сказал:

— Своей клеветой ты задел честь моего мундира, Ганнель. Я вызываю тебя на дуэль. Итак, встречаемся завтра, за полчаса до захода солнца на площади Скрещенных Мечей. Драться будем на саблях.

— Принимаю вызов, — пунктуально следуя ритуалу, ответил Киннисон. — Будем биться до первой крови или до смерти?

— До смерти.

— Пусть будет по-вашему, капитан, — проговорил Киннисон и, отдав честь, спокойно вышел из комнаты.

Его не смущало, что капитан опытный фехтовальщик. Конечно, он выбрал оружие, которым владел в совершенстве. Тем не менее Киннисон не собирался воспользоваться мысленным лучом как надежным подспорьем в предстоявшей дуэли. Саблей, рапирой, кинжалом, кортиком, ножом и другими видами оружия любой линзмен владел так же хорошо, как кулаками и различными приемами рукопашной борьбы.

Площадь Скрещенных Мечей на самом деле оказалась просторной ареной, окруженной рядами удобных кресел. На следующий вечер все кресла заняли люди в формах, в строгих костюмах и в модных городских нарядах. Дуэли были самым любимым развлечением босконцев.

Согласно правилам, дуэлянты должны выступать почти обнаженными, чтобы ни один из них не мог спрятать в одежде какое-либо оружие. На каждом из них были только шелковые трусы, а на ногах — легкие резиновые тапочки, подошвы которых препятствовали скольжению по арене.

Большой знаток и блюститель всех формальностей, полковник сам задал положенные вопросы участникам дуэли. Нет, примирение невозможно. Нет, Ганнель не желал принести извинения. Нет, капитан мог защитить свою честь только в смертельном бою. Полковник со знанием дела осмотрел лезвия обеих сабель и даже проверил их ногтем большого пальца. Наконец, призвав зрителей быть внимательными, он воткнул сабли острием в землю, а затем навалился всем телом на их эфесы. Сабли угрожающе прогнулись, но ни одна не сломалась. Он освободил сабли, и они со звоном распрямились. Оружие и вправду было превосходное.

Попросив секундантов отойти за край арены, полковник вручил сабли гвардейцам, развел их в противоположные стороны и вытянул перед собой небольшой жезл. Ганнель и капитан скрестили на нем свои сабли. Полковник убрал жезл, и дуэль началась.

Киннисон вел бой в той манере, в какой обычно вел его Ганнель. Однако он был более ловким, чем Ганнель, — ровно настолько, чтобы удары противника либо не попадали в цель, либо приходились на его вовремя подставленную саблю. Удары сыпались один за другим. Сталь звенела и высекала искры. Бойцы тяжело дышали, но их сабли не переставали со свистом рассекать воздух.