Странник завернул левый рукав так, что стал виден шрам:
— Вот. Уж этого с моей руки не снимет никто!
Раздался хохот такой оглушительной силы, что заколыхалось пламя на факелах. Рыцари лупили кулаками по столу. Вот сказал так сказал, славно отмочил, молодец, ей-право! Странник молча ожидал, когда это кончится. Вельф, однако, перестал смеяться раньше всех.
— Что ж, Странник, садись за стол, пей, ешь, веселись, пока есть время!
Это было уже хуже, чем выходка, это был вызов — посадить лазутчика за один стол с рыцарями, но, как ни странно, возмущения это не вызвало — здесь уважали смелость, а если кто и имел что-то против дерзкого выскочки, тот смолчал. К тому же Вельф выбрал момент, когда все были наиболее благожелательно настроены к Страннику после его удачного ответа и не могли оскорбиться. Вот тут была одна из причин уважения, которое Странник питал к Вельфу: сам он, при всех талантах, был одиночкой и другого способа действий для себя не представлял, а Вельф был соединен со многими людьми и умел это.
Он проследовал, куда ему было указано («Мое почтение, господин Халкис. Привет, Джомо»). Ему отвели место на самом дальнем конце стола, поставили перед ним полное блюдо, придвинули кувшин с вином. Отсюда он мог без помех смотреть на лицо Вельфа, не отвлекаясь посторонними мыслями — на его широкий и низкий лоб, прямой нос, пристальные серые глаза. Ему показалось, что за лето, пока они не виделись, полководец заметно похудел и постарел. Что его гнетет? Какие у него заботы? Впрочем, это не мое дело.
Отбросив и эти мысли, он принялся за жареный кабаний бок, запивая его красным вином. Ел и пил он с удовольствием. Выносливость, неприхотливость — это все вещи неплохие, но зубы у Странника были здоровые, на желудок он тоже не жаловался, а жить без хлеба и мяса тоже не ахти какая радость. Однако и наслаждаясь ужином, он не переставал внимательно следить за происходящим вокруг и с особым вниманием слушал. Правда, посторонние увидели бы только человека, поглощенного едой. Он был осторожен, ох как он был осторожен! Осторожней, чем если бы сидел за столом с врагами. Да у него и не было здесь друзей, кроме Вельфа, хотя и перед Вельфом он не мог бы обнаружить своих подлинных чувств. И Странник тщательно ловил среди обычных застольных разговоров все, что должно было сказаться на его дальнейшей судьбе. В данном случае это было слово «поход». «Еще успеем гульнуть до похода». «Бахвалься, бахвалься, в походе я на тебя погляжу…» Значит, как он и предполагал, обычного осеннего перемирия не будет. Славно, если с войной покончат одним ударом, до зимы. Кто-то провозгласил здоровье короля и наследника, и Странник вместе со всеми поднял свой кубок, крикнул: «Виват!» Надо думать, теперь армия двинется к Вильману, а дальше? Эх, не стоило перед всеми похваляться убийством Визе, но если учесть, что они завтра же узнали бы все от Вельфа, может, это еще и не ошибка.
Вокруг были здоровенные рожи, веселые, усатые, распаренные — жарко было, как в бане. На мгновение Страннику показалось, что он — на поляне, среди баронских и орденских охотников. Он нахмурился. Какого черта! Он не должен отступать.
Пир закончился далеко за полночь. Ив проводил Странника в узкую беленую комнату с окном, похожим на бойницу, и сразу ушел. Странник повалился на кровать не раздеваясь. По опыту он знал, что долго спать ему не дадут.
Действительно, едва ли миновало два часа, как Ив снова постучал в дверь. Странник мгновенно проснулся и вскочил, готовый следовать куда угодно. Ив брел впереди. Со сна у него заплетались ноги, и он не мог вымолвить ничего понятного, только что-то бормотал под нос. «Бедняга», — пожалел его Странник.
Факелы на стенах догорали. У окованной железом двери стояли два вооруженных охранника. Эти не выглядели сонными, видно, недавно сменились. Они прошли эту дверь, почти сразу же еще одну и очутились в просторной полутемной комнате. Вельф стоял у окна, за которым чуть брезжил рассвет, на звук открываемой двери он обернулся, молча сел в кресло. Стол, на котором Странник узнал свои пергаменты среди вороха других. Вельф был грамотен, не в пример многим, равным ему по положению, вроде Лонгина, хотя писанины не любил, шахматная доска, скамья у стены, два низких табурета, холодный очаг, вытертый ковер на полу — больше ничего в комнате не было. Ив захлопнул дверь снаружи, и Странник услышал, как он с грохотом растянулся на полу и почти сразу же захрапел.