— Даже если я и поверю тебе, так повторю то же самое.
— Почему?
— Я не хочу.
— Почему… не хочешь?
— Просто не хочу. С какой стати я должна хотеть?
— Так ведь это лучше для тебя! Вот у тебя голова уже седая, и глаза ввалились… А у меня деньги есть, и земля, я говорил тебе…
— Я сама знаю, что для меня лучше, а что хуже. И кончим этот разговор. По-хорошему.
— Значит, у тебя есть другой?
— Что-о? — Она задохнулась. — Спятил, малый?
— Потому что иначе…
— Вот оно. Ты глухой? Тебе сказали… И не зли меня. Это, — она усмехнулась, — лучше для тебя.
— Если так… у тебя нет любовника… тогда я подожду. А если ты мне соврала… — он помолчал, что-то обдумывая. — Но долго ждать я не собираюсь. Имей в виду — ты у меня в руках. Я обещал не выдавать тебя, и ты должна быть благодарна… — внезапно он ощутил укол между лопаток.
— Еще одно слово, и ты отправишься вниз кормить монастырских карпов. Здесь очень крупные карпы, я знаю…
— Я не боюсь… но я прошу, Адри… Ведь я…
Чей-то слуга бежал по берегу, чертыхнулся, подвернув ногу, и увидел их.
— Эй, люди добрые! Тут какого-то Странника ищут, не знаете, где он?
— Ну, я Странник, а что?
— Король требует!
Адриана убрала руку с кинжалом, поднимаясь на ноги, просвистела сквозь зубы:
— Жить хочешь — забудь!
Она с большим трудом удержалась, чтобы не пнуть его в спину носком сапога. Это было бы низко и просто глупо, но что поделать — Даниель был ей неприятен, Адриана чувствовала с самого начала в нем что-то противное себе, и, хотя до конца еще не уяснила природы этого чувства, оно утвердилось довольно прочно. Ей хотелось оскорблять этого человека.
— Ты, что ли, Странник?
— Точно. Веди, приятель!
Конечно, его следовало бы убить, и немедленно. Это самый безопасный выход. Любовь у него, видите ли! Пятнадцать лет эта самая Адриана жила у него перед носом, и ему не было до нее никакого дела, а как стала она запретной, он сразу распалился. Ишь ты, осчастливить меня захотел! Конечно, его надо убить. Но мешает мысль о Николасе Арнсбате. И к тому же сейчас король отправит Странника обратно, а обратно он не вернется, и больше никто никогда его не увидит. И пусть хоть сто Даниелей распускают свои длинные языки. Все! Нет Странника. Он сорвался со скалы, его подстрелили гернатовцы. Будем жить своей волей… и летом ходить босиком, а не в сапогах, которые мне, в конце концов, осточертели…
В этих приятных размышлениях Странник обогнул здание аббатства и поднялся по лестнице. Короля он нашел прогуливающимся по наружной галерее. В стороне виднелись квадратные плечи телохранителей. Странник отвесил низкий поклон, на что Генрих ответил милостивым наклоном головы.
— Не скоро же тебя нашли. Ты и впрямь странник. Где ты странствовал на этот раз?
— Неподалеку. Всего лишь у пруда.
— А! Ловил рыбу?
— Нет. Я, скорее, ловец человеков. Да и тем уловом не могу похвастать.
— Отдохнул ли ты?
— Вполне, мой добрый государь. Готов немедленно отправиться в путь.
— Вот как. Готов. А если я прикажу тебе остаться? Или я дам тебе место при себе?
— Зачем смеяться над бедным человеком…
— На сей раз я не смеюсь, хотя вообще люблю посмеяться. Переходи ко мне на службу, Странник.
Это был удар посильнее того, что нанес Даниель.
— Большая честь для меня, государь. Но, — он поднял опущенные глаза, — я над собой не властен. Я принес вассальную клятву Аскелам. Решать за меня может только сюзерен.
— Похвально, похвально, что ты умеешь говорить не только дерзости. Я думаю, что Вельф, радея о твоей будущности, сам отпустит тебя. А пока что я приказываю тебе остаться до выступления войск. Ты хорошо знаешь горы, судя по твоему знаменательному переходу, и можешь пригодиться нам в походе. А там ты увидишь своего господина, и судьба твоя решится.
— За что такая милость мне, бедному, безродному?
— Я уже стар, Странник, и давно понял, что из всех удовольствий наилучшее то, которое доступно и старикам, и молодым, хотя ценить его умеют лишь старики. Это — беседа. Ты развлекаешь меня.
— Твое величество дает мне при себе место шута?
— А ты еще и горд к тому же, не только дерзок.
— Отнюдь. Просто мне кажется, что, прибыв в аббатство, я все время занимаю чужое место. Из кельи, которая мне предоставлена, выселили какого-то монаха — где он ютится, бедняга? И сейчас я, может быть, отнимаю кусок хлеба у человека, имеющего призвание к шутовству.
— А у тебя другое призвание?
— Да. Я — Странник.
— Что ж, Странник, своим красноречием ты невольно повышаешь себе цену. Пока все будет так, как я сказал. А место для тебя приищет другой человек. Вот он идет.
Действительно, на галерее за спиной Странника послышались шаги. Лазутчик обернулся, ожидая увидеть палача. Но это был Раймунд-законник.
Король благодушно улыбался, видимо, угадав предположение Странника.
— С какой вестью ты ко мне?
— Совет собрался, государь.
— Что ж, идем. А ты, Странник, можешь быть пока свободен.
Они удалились. Странник, облокотись на парапет, плюнул вниз. Черта с два! А впрочем… еще ведь ничего не решено.