Дети Луны

Затем женщины (Эрик все же несколько ошалел) обмыли больного и переменили белье на постели. Все это время он не переставал сопротивляться. Исхитрившись ухватить его за плечи и притиснув к постели, сестра Тринита приказала Эрику и Салли вылить воду и унести грязное белье. Когда они вернулись, Кесслер, кажется, вновь впал в беспамятство. Сестра Тринита стояла у конторки и копалась в своей сумке.

— И все это время он ничего не ел? — сразу же обратилась она к Салли.

— Нет. Только воду пил.

— Просто воду? — почему-то поинтересовалась бегинка.

— Просто воду. Я пыталась вино поднести, как обычно больным дают… с корицей и…

— Подслащенное.

— Да. Не пил ни разу.

— Ясно. Эрик, я попросила бы тебя побыть пока здесь. Твой хозяин некоторое время будет спать, но если он вдруг проснется, сразу же кликнешь меня. А мы с тобой, Салли, сейчас проследуем на кухню, и я покажу тебе, что можно класть в отвар, который он, не исключено, будет пить, а что нельзя.

— У меня все свежее! — оскорбленно воскликнула Салли.

— Господи, да я не об этом…

За порогом Салли тихо спросила:

— Может быть, позвать экзорциста?

— Нет, — сказала сестра Тринита. Подумала и добавила: — Пока еще нет.

Кристина сидела, подперев щеку кулаком. При появлении бегинки она встала, вопросительно воззрившись на нее. Но сестра Тринита только молча оглядывала лавку, в которой, кстати, не было ни одного посетителя. В общем, у нее осталось то же впечатление, что и от жилой половины дома — чистота, порядок, средний достаток.

А потом бегинка произнесла фразу, которую Кристина меньше всего ожидала от нее услышать:

— Я хотела бы посмотреть вашу приходно-расходную книгу.

Кристина удивилась, но просьбу выполнила. Достала книгу и положила ее перед бегинкой. Листнув се, сестра Тринита заметила:

— Здесь два разных почерка. Второй — Эрика?

— Нет, мой, — с гордостью ответила девочка. — Я не просто помогала дяде. Он учил меня вести дела. Он говорил, что женщина может делать ту же работу, что и мужчина.

— Умный человек твой дядя. Возможно, через это и пострадал.

— Еще он говорил, — у Кристины на глаза навернулись слезы: — «Вот я заболею, будешь меня замещать». Он так шутил, а вот ведь как обернулось…

Ничего не ответив, бегинка уткнулась в книгу. Читала она долго, внимательно, но что при этом думала, Кристина угадать не могла. Все же ей показалось, что сестра Тринита разочарована. Это было даже обидно — будучи полностью в курсе деловых интересов своего дяди, Кристина точно знала, что книга в полном порядке. Неожиданно бегинка спросила:

— Кстати, у твоего дяди есть кровные родственники?

— Нет. Точно нет.

— А если он, не дай бог, умрет, кому достанется наследство?

— Не знаю…

— Скорее всего, тебе. Ты — ближайшая по степени свойства. А поскольку ты не в том возрасте, чтобы распоряжаться состоянием и недвижимостью, они перейдут под опеку твоего отца. Он же, насколько я понимаю, сейчас в очень стесненных обстоятельствах…

Кристина сглотнула.

— Вы что, подозреваете, что это я…

— Нет. — Голос сестры Триниты был очень мягок, невозможно было поверить, что именно она недавно рычала на окружающих в комнате больного. — Просто я хочу сказать, что твое желание избавить отца от долговой ямы может осуществиться самым неожиданным образом…

— Но ведь я этого не хотела! Не хотела, чтоб… я люблю дядю…

— Я понимаю…

Больше она ничего не успела произнести. Вошла Салли.

— В чем дело? Он очнулся?

— Нет… Но уже поздно… Сестра, вы останетесь у нас на ночь?

— Да.

— Тогда я скажу Эрику, чтобы он запирал дом и лавку.

— Хорошо. И ложитесь спать. Все трое. Вы достаточно измучились. А я проведу ночь у постели вашего хозяина.

Вместе с домоправительницей они вернулись в спальню. Уже совсем стемнело, но видно было, что больной спит. Пока бегинка стояла у постели, Салли запалила свечи в тяжелом бронзовом подсвечнике, предварительно плотно закрыв ставни — за не погашенный свет в бюргерском доме в поздний час городские власти могли сорвать крупный штраф.

Сестра Тринита кивнула ей.

— Ступай отдохни. Я буду здесь.

Как только за домоправительницей закрылась дверь, сестра Тринита шагнула к конторке. Принялась осматривать ее и простукивать. Нащупала ящик и попыталась вскрыть. Однако ящик был заперт. Тогда сестра Тринита вернулась к своей сумке и вытащила оттуда маленький ножик с узким и чрезвычайно острым лезвием. Перекрестилась и взломала замок.

В ящике лежала самодельная тетрадь в кожаном переплете Она была исписана тем же почерком, каким было сделано большинство записей в приходной книге.

— Господи, прости меня, грешную, — пробормотала сестра Тринита и принялась читать.

Первой на рассвете в спальню поднялась не Салли, а Кристина.

Сначала она взглянула на неподвижное лицо больного, потом — на бегинку, сидевшую в кресле с высокой спинкой. Свечи в шандале сгорели почти полностью. Бегинка молча показала девочке то, что держала в руках.

— Ты когда-нибудь заглядывала в эту тетрадь?

— Нет. Иногда я видела ее на столе у дяди, но думала, что это какие-то деловые заметки.

— Это его дневник. Вернее, не дневник, а разрозненные записи… да, скажи мне, когда умерла твоя тетя?