Дети мертвой звезды

Бесконечный круговорот состояний веществ косвенно указывает на существование первоматерии, из которой всё родилось. Но толчком для трансформаций служит внутренний тайный огонь, способный разделить целое на части. Я искал его секрет и выяснил, что это не просто огонь, а соль мудрецов, растворяющая элементы, – вода, не смачивающая рук. Именно этот огонь так ярко полыхает в женщине, за которой я следую. И ещё мне нужна сера – satanas. С самого начала человек и был серой. Это скрытый дьявол внутри нас, разрушающий совершенство, но дающий ему материальную форму. Огромное количество серы сокрыто в сломанном мужчине. Ибо он – проявление в мире хаоса. Он лёд, опаляющий огнём. И в каждом из них есть философская ртуть – идеальное вещество, связывающее две противоположности – дух и тело. Посему любой объект возможно довести до совершенства, повторяя три фазы, суть их – разделение, очищение и соединение. Я собираюсь довести до совершенства искру жизни, превратив её в живую воду, эликсир бессмертия.

Чтобы создать Lapis philosophorum, нужно взять философской ртути и накаливать её тайным огнём, пока она не превратится сначала в зелёного, а после в красного льва. Выпаривая жидкость, мы получим вязкое вещество. Далее его следует заморозить, а после снова растопить, собирая при этом флегму, красные капли и спирт. Далее к ним надо добавить серу. И после разделять жидкие смеси на чистые компоненты путём многократного испарения жидкости и собирания конденсата. Наконец, я должен буду увидеть появление горючей воды и человеческой крови и их слияние в единый источник.

Я давно готовлюсь к этому, и мне надо спешить, пока ещё возможно за ночь заморозить вещество. Я приступлю к Великому Деянию уже завтра.

Но как мне извлечь образцы?

Поймут ли они, что я не желаю им зла, а лишь блага?

Дневник Тени

Запись двадцать девятая

Последнее время с погодой творилось что-то явно не то. Я стоял на пороге дома и с отвращением смотрел на реки, растекавшиеся по дорогам. Всё, насколько хватало глаз, было затоплено. Наверное, мои ловушки уже полны жирненьких рыбин, но, чтобы добраться до Живой реки, надо было идти по щиколотку в воде. И я сомневался, что смогу отыскать свои ловушки.

– И часто вас так топит? – спросил я у Яги, но она лишь неопределённо повела плечами.

Подвал в её доме тоже знатно заливало. Если кому-то надо было спуститься вниз, то он надевал огромные резиновые сапоги и отважно шлёпал по ручьям. Несмотря на то что Лёд каким-то образом умудрился вернуть в дом Яги часть запасов, украденных из поезда, еды становилось катастрофически мало. Но, кажется, кроме нас с Ягой, это никого не беспокоило. Лёд приволок со свалки груду каких-то железяк и увлечённо их перебирал, а Эй большую часть дня лежала на кровати Яги в прострации. Меня это даже начало беспокоить, поскольку я ещё не видел её настолько притихшей. Когда Яга в очередной раз унеслась готовить свои особые лепёшки, я решил переговорить с Эй с глазу на глаз. Я не знал, с чего начать, поэтому просто сел на кровать у неё в ногах и раскрыл книгу, делая вид, что читаю. Обычно этого хватало, чтобы Эй начала меня задирать, но она лишь вяло спросила:

– Читаешь о любви?

– О жизни, – ответил я, но потом понял, что соврал. Конечно, в своё время это была обыденная история, но для нас сейчас все эти рассуждения о работе, семье и государстве скорее напоминали фантастику.

– Тень, Лёд говорит, что если ты любишь человека, то должен принимать его полностью, со всеми недостатками, внутренними зверями и болезнями. Как мать любит своё дитя. Но моя мама меня, кажется, не особо любила. Или вот взять родителей Яги, которые гоняют её с утра до вечера, а та и не вякнет в ответ. Может, – взгляд Эй затуманился, – единственная из нас, кто способен на истинную любовь – Яга? Как думаешь, она любит своих родителей?

– А ты спроси у неё, – предложил я.

– Спрашивала. Отвечает, что это её долг. Духи разозлятся, если она оборвёт связь с родом.

– Ох уж эти духи, – пробормотал я, вспомнив, как утром Яга причитала о том, что скоро ей их нечем будет кормить. – Главное, чтобы они не посоветовали засунуть гостей в печь, привязав к лопате, как в той сказке.

Эй непонимающе на меня взглянула, но я лишь махнул рукой – сегодня мне не хотелось пересказывать ей книги.

– Я думаю, каждый человек сам вправе решать, что такое любовь. Не бывает единого мнения. Для кого-то это принятие и добровольное рабство, для кого-то удовольствие, а для кого-то жестокое обладание.

– А для тебя?

Я осёкся и посмотрел на Эй поверх книги. Её зелёные глаза сегодня были особенно яркими и напоминали светляков, а скулы в последние дни слишком заострились.

– Желание быть с человеком, несмотря ни на что, как будто внутри вас вшиты магниты, которые тянутся друг к другу с непреодолимой силой. И как бы ты ни старался отвлечься, что бы ты ни делал, твои мысли будут возвращаться к этому человеку снова и снова, – проговорил я и поспешно уткнулся в книгу.