Дети Мевы (СИ)

Свободен ли я? Был ли я хоть когда-нибудь свободен по-настоящему? Я родился с судьбой – стать мастером боевых искусств, вступить в братство Каменная река, уйти с каким-нибудь отрядом капитаном ударной группы, некоторое время приезжать раз в полгода, привозить деньги, детей и женщин, а потом погибнуть. С такой же судьбой родился мой отец. Родился и прошёл её от начала до конца, искренне считая себя свободным. Свободным? В чём свобода, если никто из нас, по сути, не мог выбирать? Я не мог отказаться тренироваться у деда. Да, когда мне было двенадцать, я, теоретически, имел право выбирать направление обучения. Но в моей семье все шли в рукопашный… Меня и не спрашивал никто… Когда мне было семнадцать, я был взрослым. Но в спортивную академию меня перевели тоже по инерции, не спрашивая. Это ведь была школа деда! Когда мне было девятнадцать, меня отобрали в команду миссии Даккара… Когда я, вообще, хоть что-то выбирал сам? Тот бой, в Чаше Судьбы, с неолетанками, я согласился на него сам! Марика была первой, кто спросил меня. Она спрашивала меня, когда звала на Селену. Я отказался, и она приняла мой отказ. Меня слушались и спрашивали, когда мы выдвигали её в Великие, я говорил, что хотел… Раб, который имеет больше свободы, чем командор и глава департамента?!

И ведь не только свободы! Там меня уважали. Даже если не брать в расчёт Марику, она просто как кошка на валерьянку на меня смотрела, Нандрель, Мидея – умные бабы. Они слушали меня с уважением. Этот пидор, Луис… будь он неладен со своим: «род Арнелет нельзя покинуть»! Тогда он уважал меня. Почему сейчас, когда я живу и служу, как положено даккарцу, на меня смотрят с большим презрением?!

Нога безжалостно разболелась. Медбрат где-то пропал. А больше никому я не был здесь нужен. Хоть бы Архо зашёл, проверить меня или что-нибудь подписать хотя бы.

Бред, но если бы не Марика, я так никогда бы и не понял, что не свободен. Заперт в железной клетке правил. Что нелюбим никем. Разве трудно было тогда, когда я девятилетний валялся с переломом, прийти кому-нибудь и подбодрить меня. Деду, женщинам… Что я, оказывается, никогда никому, по сути, не был нужен. Если я бы погиб в этой аварии, Раверстон или Архо просто бы отнесли мои мечи в храм Мевы и забыли обо мне. Мы всегда легко забывали погибших. Это было нормальным, «Даккар умеет смотреть смерти в лицо»… Нет, если бы я погиб сейчас, там где-то далеко плакали бы женщины, не видевшие меня почти год, не получавшие ответов на свои письма, не знавшие обо мне ничего. Марика бы, наверное, впала в депрессию и в запой ушла. У неё есть такая дурацкая черта, от отчаянья начинать пить, пока не придёт кто-нибудь и не встряхнёт, чтобы не маялась дурью. Меня и убить нельзя, потому что об этом позаботилась Марика – та, кто будет обо мне плакать…

Я рассмеялся. Это был истерический смех бессилия. Мне почему-то вспомнились фразы из Марикиной антуражки, той, что я слышал, когда лечили Тоби. «Несвоевременность, ненужность». Если бы не Марика, я бы не понял, что не свободен, не страдал бы, что не любим, что не окружён вниманием и заботой. Но теперь я уже отравлен этим пониманием: «Цветок, распустившийся в пустыне». Изменившийся в чужих тёплых руках. Согревшийся. Только в холодной пустыне Даккара цветы не нужны!

Гадко! Я проваляюсь здесь, забытый всеми, две недели. Потом выйду, прихрамывая, и солгу перед внимательными глазами трёх братств. Генералы будут презирать меня ещё больше, и ещё больше бояться. А я буду снова лгать и бессмысленно изворачиваться, утопая в этой лжи вместе с родом… Моя глупая девчонка будет и дальше биться, как дикий хорёк, каждый раз, когда я просто хочу её трахнуть. Архо терпеливо переносить моё общество, ворча, что я обижаю Марику… Глупо и бессмысленно.

Медбрат всё-таки заглянул ко мне и воткнул обезболивающее. Я с облегчением заснул.

Проснулся я от тихого скрипа двери. Персонал, да и Архо, если бы входили, то делали бы это громко, не осторожничая. Поэтому мой мозг сразу же счёл этот звук подозрительным, и я проснулся.

На пороге стояла Марика:

- Блин, я всё-таки разбудила тебя! Извини, я старалась не топать, но, видимо, таким слонам, как я, это не дано.

Она улыбалась. На забранных во множество мелких косичек волосах блестели мутные капли. Длинная юбка любимого красного цвета была сбоку заляпана грязью. Даже в глубоком декольте прямо на розовой выпуклости груди виднелось пара грязных капель. Как она добралась сюда? Пешком через всю базу? По слякоти? Марика? Да, её навороченный лайнер, наверное, не пустили, он слишком нафарширован техникой.

- Ты только не ругайся! Я просто зашла навестить больного союзника. По-моему, это вполне допустимо.

Она покосилась на пышный букет ярко красных цветов, который держала в руке.

- Я знаю, что ты не любишь цветы. Но это Алыши. Их запах притупляет боль и поднимает настроение. А поставить можно куда-нибудь в незаметное место. Да хоть под кровать. Им всё равно, откуда пахнуть.

Она ещё раз оглядела палату и, поняв, что ни одного стула или табуретки тут просто нет, села прямо на пол.