Дети Мира

Ну, посмотреть друг на друга нам всё-таки пришлось. Карун вздохнул. Я встала и протянула руки.

— Обними меня, что ли… Потому что за руку, боюсь, я тебя не удержу.

А он высоты боится, напомнила я себе. Как всякий нормальный аллонга, впрочем. Но да Лигарра мужественно позволил мне столкнуть себя с края пещерки. Его руки на миг стали каменными, и я чуть не крикнула от боли, но уже через миг он совладал с собой и ослабил хватку. Я вдруг ощутила, как бешенно зашлось его сердце у меня под ухом — и он только с трудом взял себя в руки и отстранился.

Я приземлилась на камни — отсюда до воды было уже рукой подать. Солнце уже поднялось, когда нам удалось спуститься к реке. Да Лигарра чувствовал себя жутко неловко, вынужденный доверяться мне в нашем щекотливом способе передвижения.

— Что будем делать?

— Понятия не имею.

— В этом месте мне следовало стать в позу и воскликнуть, о чём же ты думала, покидая да-Карделл, — пробормотал Карун, — Только я представляю, что ты скажешь.

— Правильно — о тебе, дурак набитый, — сварливо проговорила я, — О том, что ты валялся в крови в этой башне, а мне предлагалось слушать лекции профессора Лак`ора по истории Горной Страны. И начинать новую жизнь. На знаю, что на меня нашло, но когда я себе всё это сказала…

— Не надо про это, — внезапно хрипло попросил Карун, ковыляя по камням. Странное, наверное, переживание — ощутить лютые страдания, почти умереть и вернуться к жизни таким необычным образом. Из солидарности я тоже шла «на полную ногу», хотя пьяное ощущение полёта манило всё сильнее — вот чуть-чуть, сейчас, перепорхнуть через этот или тот камушек, ведь это ничего не будет мне стоить в плане растраты сил..! Но я решила, что буду это контролировать. Дар принадлежит мне — а вовсе не наоборот.

Я вздохнула.

— Наверное, я не смогу полностью отдаться этому новому в себе. Меня вырастили как образцовую аллонга. Тень всех подери, я все ещё ощущаю себя человеком Мира! И в то же время… Мне начинает нравиться изучать, что же я на самом деле могу… — закончила я с вызовом.

Карун покачал головой. Я мельком подумала, не стыдится ли он своего ночного порыва — теперь, когда логика снова была его сутью. Ему не следовало падать так уж низко — стать любовником неБогосозданного существа… Или всё-таки не стыдится? Он держал себя череcчур неподвижно, чтобы я поверила в его бесстрастность — я слишком хорошо помнила, кто именно вчера начал первый. К тому же вряд ли его тревожили всякие нравственные аспекты — в конце концов, в современном Мире кто как хочет, так и волочится — лишь бы без последствий — а он вёл себя слишком опытно и умело, чтобы это с ним было в первый или даже в десятый раз. Но пока он терзался (как мне казалось) сомнениями, я терзалась ими в той же мере.

Я не могла вернуться в Мир в компании Каруна. То есть или мне надо остаться тут… или ему. А ему нельзя Вниз. Абсолютно. Я медленно обдумала эту мысль и отложила. Я не хотела её думать.

Оставался шанс, что он сделает выбор в пользу жизни. Но вот что мне потом с его жизнью делать — это был вопрос из вопросов. Мне было неловко признаваться даже самой себе, что мы действительно оказались в жутко двусмысленном положении. Позволить же ему умереть я не дала. Кажется, именно это отец и имел ввиду… Если он понял… Если он уловил то термоядерное, грозовое напряжение, которое висело между мной и да Лигаррой всё это время.

Сгребя меня в охапку, Карун перенёс меня через впадавший в Быстрицу ручей. Я могла бы сказать, что нести меня не стоило, но я позволила себя таскать, как мешок с картошкой. Совсем ведь глупая ситуация, когда мужчина даже так не может проявить себя? Ближе к обеду мы устроили привал. Есть было нечего, разве что ягоды, в изобилии росшие по берегам. Я насобирала их, и мы долго и усиленно жевали. Карун сказал, что так жить нельзя. Мы посмеялись, а потом у нас случилось помутнение номер два. Безо всякого перехода он опустил меня на сухую траву у камней — и через долю секунды я поняла, что единственной мыслью, занимавшей меня все эти часы, было — когда-нибудь снова он это сделает или нет?

В конце концов, решила я спустя какое-то время, всё не так уж и плохо — по крайней мере, когда он чуть ли не изнасиловал меня там, на скалах — это было сделано им не только для возврата душевного равновесия, но и какого-никакого чувства ради… На самом деле, мне кажется, он сам едва контролировал себя, когда я оказывалась в зоне досягаемости. Мне было бы гадко, случись мне заподозрить, что он ведёт себя так из некой корысти — например, чтобы удержать меня рядом. Но я почему-то знала, что такие мотивы ему абсолютно чужды. Каким-то образом, когда мы были вместе, я начинала слышать его изнутри. Он старался ни о чём не думать — мы оба боялись этих мыслей… Но в нём не было ни капли страха. Само собой, если я улечу, тут ему и конец. Одинокому аллонга не выбраться из Гор. И я ощущала дурацкую гордость от того, что его это не пугало.