Дети Мира

Кажется, случилось что-то такое, что требовало моего отсутствия. Но от какого Тени я должна прятаться? Вот что меня беспокоило. Что мне грозит? Он был не на шутку обеспокоен. Серьёзный разговор? Плохая новость? Хотя, похолодела я, я никак не могла быть уверена, что он только что позаботился о моих интересах. Возможно, это снова какая-то игра, в которой я только разменная фишка. А я опять не имею понятия, куда и с какой целью меня гонят. Как скотину на забой, честное слово. По коридору под нож.

В общем, приехав в свой район, я была основательно зла. Причём бесил меня именно запрет идти домой. Мало того, что он засветил мою квартиру, и у меня теперь один Тень знает какие могут быть неприятности, так я теперь ещё и должна сидеть в какой-то подсобке у какого-то хупара. Притом именно тогда, когда попасть домой мне было крайне необходимо! Впрочем, если мне грозят вещи более опасные, чем невозможность гигиенических процедур в сложные женские дни, в моих интересах в точности выполнить все приказы Каруна. Скрипнув зубами, я мельком глянула на крышу своего дома, видневшуюся за деревьями, и отправилась рыскать по задворкам. Повторяя про себя его инструкции.

Уж не знаю, какое для Куркиса значение имел «мешок дерьма», но я когда я помянула эту субстанцию, лицо шоколадного переменилось, и он по-деловому кивнул:

— Чем могу быть полезен?

Я изъявила желание просидеть энное количество времени в его пособке. К счастью для меня, упомянутое помещение представляло собой что-то вроде склада и курилки в одном лице, то есть было оснащено, помимо ящиков, тремя разномастными стульями, продавленным диваном и загаженным столом. Интересно, какие у Куркиса дела с третьим отделом? У да Лигарры тут что, явка? Но когда мы тут с ним встречались в первый раз, у меня не возникло ощущения, что Куркис знает его в лицо. Или — как вариант — шоколадный это знание хорошо скрыл. Я сидела, вяло хлебая кофе, и мрачно соображала, что у меня нет ни малейшего понятия, что делать, если вдруг Карун не придёт. За этим милым занятием у меня прошло не много ни мало три часа, когда, наконец, дверь открылась, и молча возникший на пороге да Лигарра кивнул мне, предлагая идти за ним. Выглядел он обычно, словно бы эта вспышка в Институте мне приснилась.

Ни слова не говоря друг другу, мы перешли сквер и улицу.

— Мы что же, ко мне идём?

— Да.

— Уже можно? — уточнила я.

— Уже да.

Он был сух и не отвечал на мою иронию. На его лице ничего не читалось. Вообще ничего. Я не ощущала от него опасности, но сейчас это был именно что неузнаваемый, блеклый человек. Среднестатистическая правильность. Он ушел в себя полностью. Закрылся на все замки. Наверное, думал о чём-то.

Мы молча вошли в квартиру — Карун первым. Несколько экономных движений глазами всё же выдали его тревогу. Он бегло, но необыкновенно тщательно осмотрел все углы, после чего успокоился и как-то разом обрел индивидуальность. Как это ему удавалось? Я не понимала. В принципе, природа наградила да Лигарру достаточно узнаваемой внешностью — не красавец, но что-то притягательное в его лице имелось. Высокий лоб, рубленные скулы, твердый подбородок — и всю эту классическую, как из учебника биологии, картину оживляли прямые брови, мрачные выразительные глаза и сжатые губы. Но стоило ему стереть с этого лица всякую тень эмоций — он пропадал. У него даже голос изменялся. Наверное, их этому учат, хотя порой эти метаморфозы меня пугали.

— Тут никого не было. Но лучше было перестраховаться.

Он уселся и щёлкнул зажигалкой.

— Боюсь, Санда, мне придется попросить у вас прощения, — спокойно проговорил он, откидываясь в моём любимом кресле, — за то, что я втянул вас в это дело. Хотя как знать… — задумчиво пробормотал он, — Может, это как раз спасёт вам жизнь. Тот факт, что вы теперь внештатник третьего.

Похолодев, я смотрела, как он вдыхает дым и пускает его к потолку. Карун выглядел отстранённым и задумчивым — как человек, принимающий судьбу, но ещё готовый чуть-чуть потрепыхаться. Из спортивного или другого интереса.

Он думал, курил, глядя в потолок, а я смотрела на него и молчала.

— Сделайте доброе дело, Санда, — вдруг попросил он, — сварите нам кофе.

Я поднялась и пошла на кухню.

— И пока будете варить, соберитесь, пожалуйста, с мыслями, а потом расскажите мне, что такое вы нашли в «Каурре». Вы так рванули мне навстречу, что мало не растоптали.

А я уж и забыла… Тень. Лихорадочно управившись с напитком, я вернулась в гостинную.

— Я вас слушаю.

— Я издалека начну, — сказала я, — потому что не уверена, что для вас моё открытие будет новостью. Ну и, так сказать, выяснить, что именно вам известно, а что — нет.

Да Лигарра кивнул.

— Помните, вы сказали мне, что Лапарси в «Масийю Рунтай» положил брат? Если я правильно помню ваши слова, вы сформулировали это так: «В те дни обострилась старая проблема да Ринна, эта его астма. Думаю, сказались все его долгие труды в лаборатории, плохой сон и еда всухомятку».

— Насколько я помню, я именно так и сказал.