— Карун, астма не может обостриться из-за плохого сна или еды впопыхах. Вот его гастрит от этого вполне обострился. Но астма тут не при чём. Я тогда не придала значения вашим словам. Мельком подумала, что вы просто не специалист в этом, а у Лапарси на самом деле случилось сезонное обострение или что-то вроде того, да и речь тогда вообще о другом шла, верно?
— А разве астматику не всё равно, какой раздражитель на него подействует? Я считал, они просто очень чувствительны к любым факторам внешней среды.
— А вот и нет, — фыркнула я, — То есть, конечно, в глобальном смысле слова это верно, но ведь мы не о глобальном. Конкретному же астматику вовсе не безразлично, что на него действует. У каждого из них есть набор факторов, вызывающих приступ. Фактор может быть один или несколько, или даже очень много — но практически все они могут быть перечислены и выяснены. Итак я заявляю, что некто знал, что именно вызовет приступы у да Ринна и спровоцировал их.
Сигарета замерла в руках да Лигарры.
— Ну..? — пробормотал Карун. Он не шевельнулся в кресле, но каким-то образом его поза стала выглядеть как охотничья стойка — голова вперед, глаза горят тусклым пламенем, как у дикого кота в траве. Хотя я ещё ничего не сказала, он уже почуял добычу.
— Сегодня я беседовала с младшим сотрудником Дино да Ниготтой. Он рассказал мне замечательную вещь. Какое-то время до болезни да Ринна в комнате появилось странное растение — огромная розоцветка. По словам Дино, таких не бывает в природе. Через время да Ринн начал кашлять и оказался в больнице. На следующий день кто-то оставил окно в комнате раскрытым. Сквозняк сбил горшок с растением, он разбился вдребезги — и да Ниготта позволил его выкинуть, даже невзирая на то, что такой экспонат сильно повышал шансы восьмого блока на победу в этом вашем смешном ботаническом чемпионате. По словам да Ниготты, да Ринн цветок всё равно не любил и жаловался, что задыхается от него. А след от удара горшком по паркету я нашла на полу — это меня и заинтересовало.
— Вас почему-то беспокоит именно сорт растения, — полуутвердительно проговорил да Лигарра.
— Именно что сорт. Чтоб вы знали, у да Ринна, кроме всего прочего, была аллергия на растения семейства гераниевых. Я это знала как его лечащий врач. Обычная розоцветка внешне не похожа на обычную герань. Но воздействие даже обычной розоцветки очень сильное — её даже не разрешают сажать возле домов. Обычно про это мало кто знает, разве что врачи, имеющие дело с аллергиками. Итак, да Ринна намеренно удалили из Института. Путем провокации обострения астмы. Покинув Институт, он оказался в месте куда более доступном для воздействия извне. Да Ринн-брат, поместивший Лапарси в клинику, возможно, ни о чём не знал, но это, уже, конечно, домыслы. К тому же в деле замешано растение необычайных, как я уже говорила, размеров — откуда оно взялось? Меня это жутко беспокоит. Притом же это растение оказалось в мусорке сразу после того, как оно оказало столь роковое воздействие! Ещё даже до вашего расследования.
Эффект от сказанного был необычайный. Да Лигарра преобразился. Его губы шевельнулись, произнося чье-то имя или даже проклятие, с лица пропали все эмоции, а глаза стали ледяными и мёртвыми. Он впал в свой боевой комитетский транс. Хотя умом я понимала, что весь этот ходячий ужас направлен отнюдь не на меня, мне инстинктивно захотелось влезть под диван. Я втянула голову в плечи и замерла.
— Санда, извините, но я прошу вас выйти на кухню и закрыть за собой дверь.
Мне немного полегчало — несмотря ни на что, он произнес это нормальным человеческим голосом.
Я пошла на кухню, но, стоит ли говорить, что дверь я закрыла очень неплотно, а уши мои торчали, как у зайца? Наверное, прямо под дверью и торчали. Да уж, никакого инстинкта самосохрания у меня явно не было… Я услышала, как да Лигарра набирает номер и отрывисто говорит кому-то:
— Это я. Тревога четыре по восьмому. Задержать да Ругану. Да Ниготту взять под личную охрану. Отчитаешься по этому номеру, — он продиктовал мой телефон, — Жду ответа в течении получаса.
Я притаилась, и потому особенно неожиданно мне было услышать следующую фразу:
— Санда, всё-таки закройте дверь и займитесь чем-то шумным — так, чтобы я вас слышал, а не вы меня.
Что самое удивительное, он сказал это совершенно ровным и даже дружелюбным тоном — как будто он не ожидал от меня чего-то другого, кроме заячьих ушей под косяком.