Дети Мира

Лицо его мне не понравилось. Слишком много гнилых страстей там отпечаталось. Испорченный красавчик не первой молодости — хотя за нездоровой кожей скрывались идеальные черты, гордая посадка головы (в общем, одна сплошная высокая порода), но всё это было как дерьмом перемазано. То есть на самом деле, конечно, он был безупречно выбрит и умыт, но дерьмо, единожды приставши к человеку, не уходит уже никогда. И, главное, самое страшное — он улыбался. Трепетно, как девица на первом свидании.

Человек не может улыбаться в таком месте! Даже если он уверен в своей правоте!

Рунида остановился в шаге от меня. Как же крутит в животе… мамочки, да что же мне делать?! Как быть?! Что они задумали?! От неизвестности пересохло во рту.

— Ну что, тварь? Страшно? На воздух хочешь?

Я непонимающе заморгала, но моё недоумение его лишь обозлило. Не то он счёл его притворным, не то из этого следовали какие-то, мне неведомые, выводы.

— Да пока не слишком хочу… — сказала я тихо. Пусть он говорит. Я должна понять, чего они от меня ждут. И, главное — пока я размышляла, мне было, как всегда, не слишком страшно, так что я уцепилась за это действие, как за спасательный круг.

— Захочешь… — с улыбкой зловеще пообещал Рунида. Переборов некое, мне пока неясное, отвращение, он шагнул ко мне и левой рукой в перчатке взял меня за подбородок. Очень противно — грязная холодная резина создавала впечатление руки мертвеца (если б я знала, что это его скорое будущее!).

Вдруг, совершенно для меня неожиданно, он ударил меня в живот — не сильно, но очень, очень больно, так что мне перебило дыхание, и я обвисла на ремнях.

— С кем и когда ты держишь связь?! По какой схеме?! Где их можно найти?!

Задыхаясь и плача от боли и бессилия, я мотала головой.

— Я не знаю, о чём вы! Я ни с кем ничего не держу!

— Врёшь, тварь! Как и все вы, твари рыжие, врёте!!! И не пытайся меня гипнотизировать, как ты загипнотизировала половину третьего отдела!!!

Я остолбенела, глотая слёзы, а потом забилась в оковах. Ужас сковал меня, как кольца неведомого ледяного удава. Он меня тоже за бриза держит?! Только теперь это… очень и очень плохо…

— Я не засланеееец! Вы меня за кого принимаете?! Я обычный человек! Я не знаю ни про какие схемы связи!!! — вопила я, раздирая руки о металл наручников.

Ответом мне была сладчайшая улыбка тюремщика.

— Само собой.

Отступив на шаг, Рунида откровенно любовался моими судорогами.

— Хватит, ну, — неожиданно рявкул он, навешивая мне тяжелую пощечину. Она не горела — она отозвалась болью в зубах и звоном в голове.

…он же убьёт меня. Это очевидно. Эта мысль родилась во мне ясно и чётко, и всё в моей душе покрылось льдом. Мне же не выйти отсюда. Ни за что. Переубедить этого гадкого типа будет сложно — а пойманое Отродье никто никогда не отпустит. Другой вопрос — почему это какая-то Семья перебрала на себя функции контрразведки? Но ответ на него становился для меня слишком абстрактным…

Отвернувшись, Рунида ушёл к стеллажу. Расширенными глазами я следила за его сомнениями — ту или иную штуковину выбрать на полках..? — и поняла, что кричу…

Совершенно некстати, словно оторвавшись от реальности, в моей голове возникла мысль — интересно, а часто ли ошибаются в контрразведке..? и что чувствуют те люди, кого вот так же безневинно волокут на дознание..? Спросить бы. Но у него уже не спросишь. Воздуха во мне не осталось…

Время, потребности и даже простые человеческие эмоции — всё это перестало иметь значение… Перед моими глазами была темнота. Резкий, зелёно-белый, химический какой-то свет бил в лицо; и мне было не так больно, как невыносимо мучительно — от голода, жажды, усталости, унижения, страха, от побоев и осознания полной, беспросветной, абсолютной темноты впереди. Часы сменяли часы — бесконечные, долгие и мучительные. Руки затекли, ноги уже не держали меня, но я понимала, что если я упаду, я уже не встану — и руки, наверное, оторву… Однако я всё-таки упаду… Рано или поздно… Я плохо сознавала окружающее, мою одежду покрывала грязь, а лицо затерпло от ударов… Боги, прекратите это. Но это не прекращалось. К воплям о здравом смысле господин Рунида оставался глух. Мне казалось, что я схожу с ума… Однако время от времени, когда в моей голове светлело, я все-таки извлекала данные из реплик моего палача. Я всё ещё не давала воли слепому отчаянию — и надеялась сторговаться со своими пленителями. Мне не оставалось ничего другого…