Дети моря. Трилогия

— А ты, дедушко, обещал. Сделаешь? Я тебе тоже что-то сделаю… Я тебе, знаешь, принесу… Не знаешь? Кошку найду. На рублики выменяю и принесу.

Кошка — маленький якорь. В прошлом году дед утопил свою кошку. А рыбаку без кошки никак нельзя. Что за рыбная ловля без кошки!

Но дед не соглашается. Он сделает шхуну, а кошки не надо. Может быть, ворованная. Придерутся — потом ходи и разбирайся, кто прав, кто виноват. Ему чужого не надо.

Мне все равно, лишь бы шхуна была.

Дед сидит на низенькой скамеечке, которую он сделал сам. Он хороший плотник. Каждый матрос должен быть плотником. Волосы у деда взлохмачены, ворот парусиновой рубахи расстегнут. Починяя свои рыбацкие сети, он поет тягучие поморские песни.

В песнях оживает Поморье — старинные посады, рыбацкие становища, беломорские промыслы.

Я упрашиваю деда рассказать о Поморье.

— Недосуг, — отмахивается дед. — Время ли теперь сказки сказывать! Ужо весна подойдет, на рыбалку поедем, там хоть весь день рассказывай. А на рыбалку-то нам с тобой бы на Белое море! Раздолье!

Я помалкиваю, слушаю. Не хотел дед рассказывать, да забылся. А мне это и нужно.

— Мы бы с тобой далеко в море, как бывало, пошли. С поветерью да с парусом, на карбасе. Там ветер рассолом морским обдаст, здоровья добавит — крепок станешь, что кнехта[6] на палубе держаться будешь! А рассказчиков тебе там слушать не переслушать. Сарафанов, повязок, кокошников смотреть не насмотреться. Любо, как девки у моста в хоровод сбегутся, песни заиграют. Рубахи белые — снегу ровня. Ленты — такого цвету в радуге не увидишь. А лес у моря — только мачты на парусники ставить. Лапы у сосен широкие, тяжелые, медвежьи…

Хорошо слушать деда Максимыча!

Зимой по вечерам дед ходит зажигать фонари.

Уже совсем темно. Мы выходим на улицу. Опять подморозило.

— У-у… Звезд сколько! — удивляюсь я.

— Столько ли еще бывает, — равнодушно отвечает дед.

— Дедушко, а всего-навсего сколько звезд на небе? Тысяча будет?

— Поболе будет.

— Миллион?

— И миллиона поболе.

— А миллион миллионов будет?

— Должно, будет, не считал.

— А кто считал, дедушко?

— В академиях, говорят, считали.

Академия — это очень большой красивый дом. Люди, живущие в этом доме, называются профессорами. Они все время считают, рисуют и учатся. Так говорит Костя Чижов. Дед Максимыч почему-то с недоверием относится к академии.

— У нас в Поморье и без академии по звездам курс прокладывали.

— Дедушко, а кто звезды выдумал? Бог?..

Ничего я не пойму! Мать говорит, что звезды выдумал бог. Костя говорит, что звезды открыли профессора. Дед усмехается, но молчит. Он, конечно, знает, кто выдумал звезды!

Глава четвертая СОЛОМБАЛА

Соломбала — остров. Мы — островитяне.

Это сказал Костя Чижов, но мы ему не поверили. В приходском училище нам говорили: остров есть часть суши, окруженная водой. Разве Соломбала со всех сторон окружена водой?

— Дай клятву! — потребовал Гриша Осокин. Он любил торжественность.

Костя произнес какие-то таинственные слова не переводя дыхания, скороговоркой. Но ребята все равно не поверили.

— Нужно поднять кверху правую руку, — настаивал Гриша.

— Скажи, что будешь горбатым, если не остров!

Костя выполнил все, что мы требовали. Ребята стояли вокруг него и недоумевали.

— Побожись, — тихо сказал Аркашка Кузнецов.

— Божись сам! — презрительно ответил Костя. — Бога нету!

Он уже не первый раз говорил о том, что бога нету. Мы молчали. Тогда Костя отставил назад ногу и, как бы приготовившись наступать на ребят, сказал:

— Держу пари, что Соломбала — остров. С кем?.. Что, боитесь?..

Слово «пари» было новостью. Обычно мы в таких случаях говорили: «Давай поспорим!» или «Бьюсь об заклад!» Пари не состоялось. Когда Костя все объяснил, мы признали, что он прав.

Мы были островитянами. Соломбалу окружала вода — Северная Двина, ее рукав Кузнечиха и узкая речка Соломбалка. Речка эта была необыкновенная: она имела два устья, но у нее не было истока. Одним устьем Соломбалка впадала в Двину, другим — в Кузнечиху.

Извилистая речка уходит далеко в лес. Кривые дряхлые ольхи склоняются к ней с берегов. Даже в шторм, когда на Двине под сильным ветром шипят, закипая, волны, когда на большую реку страшно выехать в лодке, даже тогда Соломбалка лишь чуть-чуть рябит. Только разговорчивее и подвижнее становятся на берегах деревья. Обняв низкорослые лиственные леса на Со-ломбальском острове, речка сходится с Северной Двиной. Здесь Маймакса — судоходный рукав Двины. С океана и с Белого моря в Архангельский порт идут шхуны, боты и пароходы.

На берегах Маймаксы — лесопильные заводы и лесобиржи — склады досок. У причалов лесобирж день и ночь грузятся английские, норвежские, шведские транспорты.

…Итак, Костя Чижов прав. Соломбала действительно остров. Вообще Костя всегда придумывает что-нибудь интересное и необыкновенное.