Поравнявшись с пароходом под английским флагом, мы на значительном расстоянии стали рассматривать его. Потом мы смотрели на рисунки в тетради Илько. Сходство по очертаниям было полное. А Матвеев продолжал молчать, хотя мы поминутно задавали ему вопросы.
— Это он, — опять сказал Илько. — Я не мог ошибиться, потому что пять раз рисовал «Владимира». Вот каюта на корме, тут меня привязывали на цепочку… Костя, еще ближе!.. Смотрите, вон вмятина на борту. Видите? Это «Владимира» случайно ударил другой пароход, когда мы уходили из Печоры. Сильный был удар, я тогда даже свалился и набил себе на лбу шишку…
Костя направил «Молнию» к пароходу, и мы общими усилиями прочитали на носу его название, написанное по-английски: «Эдуард».
— Не волнуйтесь, ребята, — сказал наконец Матвеев к общей нашей радости. — Илько прав, это никакой не «Эдуард», это «Владимир». Я его узнал сразу же, как увидел. Только молчок, никому ни слова. Поняли? Я сейчас поеду в город. Илько поедет со мной.
Итак, Илько был прав. Англичане, уведя «Владимира» с грузом леса и пушнины, перекрасили его, поставили на трубе марку английской пароходной компании и дали новое название.
Разумеется, все требовалось еще раз проверить. Но это было уже не наше дело. Оставалось только сообщить о необычайном открытии нашему старому другу Николаю Ивановичу. А Николай Иванович, конечно, знает, кто во всей этой истории должен разобраться.
Глава двенадцатая
НА «ОКТЯБРЕ»
Илько и Матвеев не ошиблись. Как нам потом рассказал Николай Иванович, при окончательной проверке действительно оказалось, что «Владимир» и «Эдуард» — это одно и то же судно. Были вызваны другие моряки, которые раньше плавали на «Владимире», и они тоже быстро опознали пароход.
Так Илько возвратил своей Родине ее собственность, похищенную во время англо-американского нашествия, — большой морской пароход.
…Английский флаг на судне был спущен, и сразу же по флагштоку взлетело и затрепетало на свежем порывистом ветру красное полотнище с серпом и молотом в уголке — флаг Советской страны.
Осенью «Владимир» вместе с другими судами был поставлен к соломбальскому причалу для текущего ремонта. Только теперь пароход получил уже новое название — «Октябрь».
— Ты знаешь, кто назначен старшим механиком на «Октябрь»? — спросил меня Костя, когда мы вечером возвращались из мастерской.
— Откуда же я знаю?
— Николай Иванович! — восхищенно сказал Костя. — И я хочу…
Он замолчал.
— Ну, чего же ты хочешь? — нетерпеливо спросил я.
— Я хочу… ох, это было бы здорово!.. Хочу попросить, чтобы меня, тоже послали на «Октябрь».
— На ремонт, что ли?
— Ясно дело, сейчас на ремонт, а весной и в плавание. С Николаем Ивановичем!
Признаться, я чуть не лопнул от зависти. Через две недели все мы, закончив производственное обучение в школьных мастерских, должны были пойти на практику, на ремонт пароходов. Конечно, если Костя попросит Николая Ивановича, старший механик охотно возьмет его к себе на судно. И как это Костя первый додумался? А куда же, на какой пароход пошлют меня? Впрочем…
— Послушай, Костя, а двух учеников не возьмут на «Октябрь»?
Мой приятель принял такой вид, словно он уже состоял в числе команды «Октября».
— Не знаю, — сказал он соболезнующе, — вряд ли. К чему нам двух учеников?
— А как же на «Днепре» в прошлом году двое учеников было?
Тут Костя расхохотался и покровительственно похлопал меня по плечу:
— Испугался, что я один попаду к Николаю Ивановичу, а? Не бойся! Могут даже троих на одно судно взять.
Я успокоился, обрадованный, и предложил:
— Мы еще Илько возьмем.
— Ясное дело, его нужно. Его на «Октябрь» обязательно возьмут. Ведь если бы он не вспомнил…
Мы были уверены, что нас троих пошлют на «Октябрь». Но вышло иначе. На «Октябрь» требовался только один ученик. Николай Иванович сам ходил в отдел кадров пароходства хлопотать о нас. Там едва-едва согласились дать ему двух учеников.
Мы были крайне огорчены. Кто же из нас пойдет на другой пароход? Я подумал и сказал Косте:
— Илько обязательно должен быть на «Октябре». Ведь если бы не он, пароход бы опять ушел в Англию.
— Конечно, — согласился Костя. — Пусть Илько идет на «Октябрь». А мы с тобой… бросим жребий.
Он свернул в трубочки два листка бумаги. На одном из листиков было написано заветное слово. Трубочки Костя положил в кепку.
— Тащи!
С трепетом запустил я руку в кепку, вытащил одну трубочку, развернул ее и прочитал: «Октябрь»!
Я радовался, смеялся и прыгал, пока не заметил разочарованно-хмурого взгляда Кости. Мне тоже сразу стало грустно.
— Слушай, Костя, иди на «Октябрь», а я пойду на другой пароход.
— Нет, — сказал Костя, и глаза его просветлели. — Уговор дороже денег… Мы еще с тобой поработаем на одном корабле и поплаваем. А раз сейчас тебе выпал «Октябрь» — ты и иди.
…«Октябрь» был большой пароход с машиной в тысячу сил, с трехтопочным котлом и множеством вспомогательных механизмов.