Летом в воскресные дни жители Соломбалы любят выезжать за Северную Двину, на необитаемые песчаные острова, густо поросшие ивняком. Такие острова у нас называются «кошками». Говорят, что лучших пляжей, чем здесь, не найти даже на побережье Черного моря — чистый и мелкий бархатистый песок, твердое, ровное дно у реки и теплая вода. Жаль только лето короткое — купаться можно лишь два месяца — июль и август.
С утра через широкую реку к кошкам словно наперегонки устремляются моторные лодки, шлюпки и байдарки. На низких берегах разжигаются веселые костры. Готовится немудреная пища — тресковая уха, грибной или консервный суп, варится в котелках и запекается в золе картошка, кипятится чай. В былые времена привозили даже самовары и граммофоны.
Выезжают на острова целыми семьями и большими компаниями. Древние старики, устроившись поближе к дымным кострам, под горячим солнцем прогреваются крепко заваренным чаем, мальчишки и девчонки почти весь день плещутся в реке или ползают в ивняковых зарослях, воображая себя исследователями и следопытами. Парни и девушки купаются, загорают, играют в мяч и даже танцуют на твердом утрамбованном приливами прибрежном песке. Обычно тихие острова в воскресные дни оживают. Всюду слышны переклички и шумная болтовня, песни, звуки гармошки и гитары.
Возвращаются в город к вечеру, когда спадает жара и от воды начинает нести сыростью и прохладой.
Костя пришел ко мне рано утром и сообщил, что лодка Прокопьевых, перегруженная пассажирами, уже готова к отплытию.
— Значит, мы не поедем? — с тревогой спросил я.
— Поедем на «Молнии», — решил Костя.
И вот впервые в эту навигацию мы снова поплыли по реке на нашей заслуженной, дряхлой шлюпке. Мы и теперь с Костей гордились своей шлюпкой, на которой так много попутешествовали и пережили столько необычайных приключений. Хорошо, что дед Максимыч залатал и подкрасил ее. Когда-то мы дали нашей шлюпке, тяжелой и неуклюжей, громкое название «Молния». Теперь мы чувствовали — оно звучало насмешливо. И все-таки менять его мы не стали.
С нами поехали Илько и Гриша Осокин. Как ни старались мы грести в две пары весел, «Молния» никакой скорости развить не могла. Нас легко обгоняли даже презренные вертлявые плоскодонки.
Выехав на Северную Двину, мы сбросили с себя майки и рубашки.
Долго не могли мы выбрать подходящее место, чтобы пристать к берегу. Грише все берега казались чудесными. Костя же считал, что в одном месте много народу, в другом — нет кустов. Я соглашался с Костей и разыскивал глазами лодку Прокопьевых, на которой должна была приехать Оля. Но этой лодки нигде не было видно.
Так мы плыли вдоль берега и спорили. Гриша горячился. Только Илько молчал и улыбался. Было видно, что ему совершенно безразлично, где приставать.
Наконец я заметил на острове Олю и Галинку, и в это же время Костя вдруг сказал:
— Вот здесь, пожалуй, местечко подходящее. Пристанем?
— Здесь Галинка Прокопьева, — шепотом запротестовал Гриша. — Она такая вредная… Поедем дальше.
— Нет, здесь хорошо, — поддержал я Костю. — А то мы так никогда хорошего места не найдем. Приворачивай, Костя!
— Да где здесь кусты? Здесь в сто раз хуже, чем… — начал было Гриша.
Но Костя круто повернул шлюпку, и через полминуты «Молния» носом врезалась в отлогий берег.
Гриша первым выскочил из шлюпки и принялся собирать топливо, чтобы развести костер. Вообще-то костер нам был не нужен — солнце палило нещадно, а варить мы ничего не собирались. У нас даже не было ни котелка, ни чайника. Просто с костром на берегу всегда веселее.
Костя разлегся на горячем песке. Я бродил по берегу, раздумывая, как лучше встретиться с Олей.
Девушки подошли к нам сами. Они были в легких сарафанах, босые. С ними подошел красивый парень в брюках кремового цвета, в рубашке «апаш», и брат Галинки — мальчишка лет восьми.
Гриша Осокин сморщился. Девчонок он вообще не любил, а Галинку Прокопьеву просто ненавидел. С давних, еще детских лет он был убежден, что Галинка — зазнайка и выскочка. Щегольской чистенький вид парня, спутника девушек, тоже был явно не по душе Грише.
— Давайте купаться, — сказала Оля.
— А вы плавать умеете? — насмешливо и сумрачно спросил Гриша.
— Наверно, не хуже тебя, — съязвила Галинка.
— Я и то умею, — крикнул Петька, Галинкин братишка, и побежал к реке.
Вскоре все мы уже были в воде. Даже Илько, который не умел плавать, и тот, шумно отфыркиваясь и смеясь, барахтался на самом мелком месте. Только Бэба (так звали щеголеватого знакомого Галинки) все еще раздевался на берегу, бережно и подозрительно долго укладывал свои кремовые брюки и «апашку».
Оля смело, по-озорному вбежала в воду и так же смело бросилась головой вперед. Она сильно и резко плыла в сторону фарватера, и мы едва поспевали за ней. Я был восхищен ее смелостью и умением плавать.
Чем дальше мы плыли, тем холоднее становилась вода.
Когда, возвращаясь, мы подплывали к берегу, Илько сидел у костра, а Бэба, едва замочив трусики, выходил из воды.
— Поганый! Поганый! — кричал Петька, прыгая и злорадно беснуясь около Бэбы.