Дети на дороге

Лёша вдруг вспомнил, что жена Пети Овчинникова, Марина, учится в Университете, также как и кареглазая Светлана. Лёша никогда не считал Петю своим другом, или товарищем, или близким знакомым – они были просто знакомы, как это бывает между дальними родственниками, или однокурсниками в любом большом ВУЗе с впечатляющим количеством факультетов. И вот по прошествии нескольких лет, обнаружив черту, объединившую его с кинорежиссёром, Лёша слушал странный голос Овчинникова, с нотками методичности, усиленными телефонным разговором:

– … восемнадцать серий, по десять минут, максимум – четверть часа, – говорил Петя, – Нужно сделать три «пилота»…

– На какое число? – спрашивал Лёша.

– Как успеешь. Заплатить я тебе всё равно смогу только когда сам продам всё это…

– Так подожди… Может у меня уже сейчас что-то есть…

– Сейчас у тебя ничего нет, из того, что я читал ничего не подходит. Из ружья и обменника могло что-то получиться, но там диалогов мало. Я могу в кадре хоть шестисотый «мерс» взорвать, но на один только взрыв уйдёт вся серия, а у тебя диалоги классные, сжатые – поэтому напиши что-нибудь новое, другое, как в пьесе…

– Ты читал всё из того, что я написал? – с сомнением поинтересовался Лёша.

– Почти. Мне девчонки из художественного училища давали почитать, – сказал Петя. – Позвони, как появится чего-нибудь…

– Ага, – тупо отозвался молодой писатель и дальше после телефонного воскрешения его писательского таланта, слушал гудки отбоя, схожие с кнопками, которыми прикалывают постеры к бетонной стене…

Дома он узнал, откуда взялось ружьё. В старых фотографиях Светланы он отыскал её, на фоне охотничьего леса, в осенних ботиночках и просторном пальто, совсем ещё ребёнком, с глупеньким выражением на лице; фотограф поймал её в совсем неподходящий момент, украв на негатив кареглазую искренность. Света была просто создана для наивной детской глупости в сочетании с обилием родинок, сосчитать которые Лёша пытался раз за разом, и каждый раз это занятие откладывалось под осенний смех первокурсной Светланы, когда она, запрокидывая голову, набирала воздуха для очередной смешливой ясности и вздрагивали крылышки её ноздрей, а вот теперь она стояла на фоне леса, может быть не леса, а обыкновенного городского парка, вроде «Сту Джиз», Лёша не знал его досконально…

…а не мешало бы – знал бы, где теперь искать кареглазую красавицу. Он успел разучиться совершать в её отсутствие самые элементарные вещи – например, выйти на улицу и купить себе сигарет. Единственный любимый читатель – и её Лёша отпугнул от себя, ну и что, что неравнодушно?.. Он останется один на один с осенним снимком, зная, что если в его жизни будет какая-то другая, следующая девушка, он никогда не расскажет о счастье, подаренном ему кареглазкой Светой, и снимка никому не покажет, потому что разобьётся невиданный в сказочности своей мир, и вот тогда у молодого писателя останется большая, густая и чёрная туча – ни-че-го…

Лёша поступал в Университет без какой-либо определённой цели. Он подозревал, что так было в большинстве случаев, всё определяется лишь после зимней третьекурсной сессии – после «экватора». Все студентки мечтают выйти замуж за «хорошего человека»; все студенты мечтают избавиться от воинской обязанности, однако всё это – не цель, а что-то из племени инстинктов-атавистов, пугающих мрачным внешним видом и корявым произношением.

Когда наступили перемены в жизни общества, Леша не заметил. Теперь ВУЗ был необходим лишь для того, чтобы получать как можно больше денег. К его взрослению всё успели продать в этом бесчестном мире, даже он был продан кому-то невидимому – не без участия Миши-администратора. Рекламное время в состоянии поглотить десятки таких «молодых писателей» как Леша, останется ещё место для музыкантов, художников, поэтов и драматургов, до сих пор утверждающих, что если в первом действии висит на стене ружьё, в последнем оно обязательно выстрелит. Какой-то умник с филфака, говорил, то ли прикалываясь, то ли всерьёз, что автор этого высказывания подразумевал под ружьём фаллос, а под выстрелом – семяизвержение…

Бритьё – это как езда на велосипеде или плавание: никогда нельзя разучиться, даже если расстался с девушкой. Спустя несколько дней, получившимися одинаковыми в своей апрельской солнечностью, гладковыбритый и раздражённый веснушчатой слежкой Лёша переступил порог гуманитарного училища, где добродушного вахтёра-дедушку сменил камуфляжный молодец. Он не сказал ни слова: в облике молодого писателя сквозила надменность, почти брезгливость, свойственная комиссии из ОблОНО.

Наобум выбрав предпоследний курс, Лёша, тем не менее, блуждал в расписании лекций, втайне надеясь, что перемена начнётся не сейчас, не с минуты на минуту, иначе школьные образы, вслед за звонком, расплодятся с невероятной быстротой.

Холодно и бесстрастно посмотрев в глаза пожилой уже гуманитарной преподавательнице, Лёша произнёс:

– Здравствуйте. Можно мне поговорить с Ириной?..