Дети набережной

Сенька давно поджидал ее. У ног его лежали три куска угля.

– Годдем! Чего тащишься, как плашкоут?! – проворчал он, посмотрев на нее злыми глазами. – Тут работа кипит, а она себе гуляить!

Он утер подолом куртки вспотевшие и выпачканные углем нос и шею и скомандовал:

– Живее поворачивайся!

Лиза с испугом посмотрела на своего повелителя и живо исполнила его приказание. Она начинала побаиваться его.

– Ну, – сказал он полчаса спустя, – на сегодня довольно! Надо только загнать (спустить) товар, и пойдем чай пить!

Сенька набил мешок углем, хлопком и гайками и вместе с Лизой поволок его по земле по направлению к Таможенной площади.

– Стоп! – крикнул он, когда они поравнялись с грязной бакалейной лавчонкой.

Сенька сунул голову в раскрытые двери и позвал:

– Шмилик!

На зов его вышел длинный и надломанный на середине, как шест, еврей в жилете поверх ситцевой рубахи с отложным воротником, в рыжеватой бородке и круглой замусоленной шапочке.

– А! Горох! – расплылся в веселую улыбку Шмилик.

– Здравствуйте, Шмилик, – проговорил скороговоркой и деловито Сенька. – Я принес вам товару.

– Товару?! Опять товар?! И куда я дену все?! У мене – агентство?! – спросил он, пожимая плечами.

Сеня нахмурил брови.

– Что у тебя? – спросил потом Шмилик так, точно вопрос этот совсем не занимал его. Он даже зевнул.

– Арап и пух (уголь и хлопок).

– Я так и знал. Может быть, хочешь, я продам тебе два телеги с арапом? Ша, качкие! – крикнул он на жену, которая бранилась с его матерью, подслеповатой старухой. – Если бы ты принес рису, – обратился он снова к Сеньке, – или кофе, вот это я понимаю, мы бы сделали дело.

Сенька закусил от злости нижнюю губу и проговорил:

– Оставьте ваши французские фокусы, Шмилик! Слава богу, не первый год знакомы! Давайте деньги, а то отнесу Фильке и задаром отдам!

– Какой ты, Горох, ей-богу! Такой маленький и такой гарачий. Ну, сколько тебе дать за все?!

Они сторговались на полтиннике. Получив деньги, Сенька повеселел и сказал Лизе:

– Теперь в «Испанию»!

«Испания» была излюбленным трактиром блотиков. Придя туда, Сенька выбрал столик возле машины и крикнул на весь зал:

– Каштан!

– Сейчас! – послышался у буфета звонкий голос, и к столу подлетел мальчишка-половой, лет двенадцати, с грязной салфеткой под мышкой.

– Полторы порции чаю и семитатних бубликов! – распорядился Сенька.

– Слушаю-с! Каштан испарился.

Лиза с любопытством оглядывала трактир. Глаза ее останавливались то на толстом буфетчике, ловко рассыпающем чай по чайникам, то на публике, на белых занавесках, на клетке с кенарем, люстре, статуе Венеры с отбитым носом и левой пяткой…

Чай и бублики стояли на столе. Над пузатым, ярко раскрашенным фарфоровым чайником клубился ароматный пар.

Лиза с жадностью протянула руку к семитатнему бублику и спросила:

– Можно?

Он утвердительно мотнул головой.

Пока она грызла бублик, жадно подбирая осыпающуюся семитать липким пальцем, Сенька налил ей и себе два стакана чаю. Отпив полстакана, он вдруг сорвался со стула и подошел к чахлому человеку с японским лицом, в белой рубахе, сидевшему за деревянной балюстрадой, у машины. Сенька сказал что-то ему, сунул в руку мелочь и возвратился к Лизе.

– Что ты говорил с ним? – спросила она.

– Сейчас узнаешь, – ответил он многозначительно.

Не прошло и пяти минут, как машина заиграла. Весь трактир наполнился звуками жалобного мотива.

Лиза встрепенулась, и глаза у нее загорелись от удовольствия.

– Знаешь, что это играют? «Устю»! – И он стал подпевать, покачивая в такт головой:

Вечер вечереет,
Пробочницы идут!
А мою Устю в больницу везут!..

Сеня велел потом машинисту завести «Сухою корочкой питалась», «Марусю», «По диким степям Забайкалья», «Дрейфуса» и «Исса».

Машина играла без устали к полному удовольствию Лизы.

– Видишь, какое у нас веселое житье?! – сказал Сенька. – Со мною никогда не пропадешь. Я фартовый! Хочешь халвы?!

Она мотнула головой.

– Каштан! На две копейки халвы и еще один семитатний! А ты любишь меня? – спросил он ее неожиданно.

– Люблю.

– Побожись!

– Чтоб я не дождала до завтра!

– Поцелуй!

Она перегнулась через стол, крепко обхватила его шею руками и стала целовать.

– Будет, – сказал он. Она оставила его.

– Чего же это наших еще нет? – спросил самого себя с удивлением Сенька и посмотрел на дверь. – А вот они!..

В дверях один за другим стали появляться блотики со своими барохами – Петька Скелет с Манькой Беззубой, Пимка Апельсин с Нюней Коротконогой и Гришка Арбуз с Лелей Тронбоном.

Завидя Гороха, блотики направились к нему.

Послышались восклицания.

– А! Здорово! Носит тебя еще земля?!

– Менты легких не отбили еще?!

– Бароха моя! – отрекомендовал Лизу Сенька.

– Очень приютно! – комично расшаркался перед нею Арбуз.

Товарищи познакомились с Лизой. Арбуз распорядился придвинуть к столу Сеньки еще один, и все уселись тесной компанией.

– По шкалу, что ли? – спросил Скелет весело.

– Обязательно! – ответила за всех Беззубая.

– Каштан!..