Дети нашей улицы

Квартал еще не знал подобной катастрофы. Мужчины возвращались молча, пряча глаза, растерянные и мрачные. Их взгляды были устремлены только вниз. Новость об их поражении долетела до улицы раньше их. В домах женщины выли и били себя по щекам. Новость распространилась повсюду, и улицу аль-Габаляуи поминали не иначе как со злорадством. Выяснилось, что весь квартал бродяг покинул улицу, боясь мести. Их дома и лавки опустели. Никто не сомневался в том, что они примкнут к победителям, а значит, число их возрастет. Скорбь и печаль царили на улице, она дышала ненавистью и желанием отомстить. Люди из квартала Габаль задавались вопросом: кто же теперь будет главным надсмотрщиком? Этот же вопрос вертелся на языках и у жителей квартала Рифаа. Взаимная неприязнь проникала во все углы, как песок во время бури. Управляющий Рефаат, которого раздирали страхи, пригласил Хагага и Гулту к себе. Они явились в сопровождении самых крепких своих людей, заполнивших зал дома управляющего. Пришедшие выстроились друг напротив друга, не желая смешиваться. Поняв, в чем дело, управляющий испугался еще больше:

— Вы знаете, что нас постигло ужасное несчастье. Но мы живы, нас нельзя уничтожить. Мы все еще в силах взять реванш, но только если будем едины. Иначе погибнем.

— Мы нанесем решающий удар. Как бы трудно ни было, нам это по плечу, — заявил мужчина из рода Габаль.

— Если бы они не скрывались на горе, мы бы уничтожили их всех до последнего, — сказал Хагаг.

— Лахита добрался до них, преодолев тяжелейший подъем, который под силу только верблюду, — сказал третий.

— Отвечайте, едины ли вы?! — терял терпение управляющий.

— По Божьей воле мы братья, и такими останемся, — отозвался Гулта.

— Это все пустые слова. То, что вы пришли в таком сопровождении, встав по разные стороны, говорит, что среди вас нет единства.

— Нас объединит жажда мщения! — воскликнул Хагаг.

Управляющий был вне себя. Он обводил глазами их мрачные лица.

— Будьте же честны! Вы говорите одно, но вас не оставляет мысль о том, кто станет главным надсмотрщиком. Так на улице никогда не будет мира. Я боюсь, вы скрестите дубинки и перебьете друг друга. Тогда Касему ничего не будет стоить расправиться с оставшимися.

— Боже упаси! — воскликнули многие.

Четко и громко управляющий произнес:

— На улице остались только кварталы Габаль и Рифаа. Пусть в каждом будет по надсмотрщику. Главный надсмотрщик нам не нужен. Давайте договоримся так. Будем вместе противостоять внешнему врагу.

Зависла страшная тишина. Через несколько секунд кто-то безразлично произнес:

— Да… Да…

— Пусть будет так, хотя мы испокон веков были господами на нашей улице.

Хагаг возразил:

— Пусть будет так, но без всяких «хотя». Здесь нет ни господ, ни слуг, особенно после того как ушли бродяги. Кто станет отрицать, что Рифаа был самым благородным из сыновей улицы?

Сгорая от злости, Гулта вспылил:

— Хагаг! Я знаю, что у тебя на уме!

Хагаг собрался ответить, но управляющий злобно прикрикнул на них:

— Скажите, вы начнете вести себя как мужчины, или как?! Узнав о вашей слабости, с гор, как волчья стая, набегут бродяги. Скажите мне: способны ли вы выступить единым фронтом, или мне искать другой выход?

Отовсюду послышалось:

— Позор! Стыд! Улица на краю гибели.

Все покорно посмотрели на управляющего.

— Вы все еще превосходите их силой и числом. Но брать приступом гору второй раз бессмысленно, — сказал он.

На лицах появился немой вопрос.

— Будем держать их на вершине, перекрыв обе тропы к ней. Они либо сдохнут от голода, либо будут вынуждены спуститься к вам в руки.

— Правильное решение. Именно это я и уговаривал сделать Лахиту, да примет Господь его душу, — отозвался Гулта. — Однако он назвал осаду трусостью и приказал атаковать любой ценой.

— Я согласен, — сказал Хагаг. — Но прежде чем приступить к осуществлению этого плана, нашим людям надо дать отдохнуть.