Дети нашей улицы

— Я почти забыла, как он пахнет.

Он принялся целовать ее щеки и шею, а потом произнес, укладывая на кальян уголек:

— Этот сорт в нашем квартале курят только управляющий и я, грешный.

С улицы донесся шум разразившейся ссоры, брань, потом удары палок, звон разбитого стекла, топот бегущих ног, женские вопли, лай собак. В глазах женщины появились тревога и вопрос. Однако Баюми продолжал как ни в чем не бывало измельчать гашиш.

— Мне нелегко было добраться сюда, — сказала женщина. — Чтобы не попасться никому на глаза, пришлось идти в аль-Гамалию, оттуда в аль-Даррасу, а потом через пустыню к задней стороне твоего дома.

Продолжая работать пальцами, он наклонился к ней так близко, что вдохнул запах ее тела.

— Но не мне же являться к тебе в дом! — ответил он.

Она улыбнулась:

— Если бы ты пришел, никто из этих прихвостней и пикнуть не посмел бы. Сам Батыха посыпал бы тебе дорогу песком. Свой гнев они выместили бы на мне, — она погладила его жесткие усы и сказала, заигрывая: — А здесь ты боишься жены.

Он оставил гашиш и обнял ее с такой силой, что она застонала.

— Упаси Бог от любви надсмотрщиков, — прошептала она.

Он отпустил ее, вскинул голову, как петух, выпятил грудь и заявил:

— Есть только один надсмотрщик, остальные — молокососы.

Поигрывая его густыми волосами на груди, видневшимися из-под галабеи, она сказала:

— Это для них ты страшный, но не для меня!

Он ущипнул ее и протянул руку к кувшину:

— Ты — корона на моей голове!.. Отличное пиво!

— От него сильный запах, — недовольно сказала она. — Мой муженек может учуять.

Баюми сделал несколько глотков, чтобы напиться, снова взял кальян и сказал, насупившись:

— Подумаешь, муж! Видел его сто раз. Похож на умалишенного. Первый и единственный мужчина на этой улице, занявшийся знахарством!

Пока он раскуривал кальян, она сказала:

— Я обязана ему жизнью. Поэтому терплю и живу с ним. Вреда от него никакого, а обмануть его проще простого.

Он передал ей кальян. Она с наслаждением сделала несколько затяжек и выпустила дым, зажмурившись от удовольствия. Он же курил нервно, маленькими затяжками, между которыми обязательно что-то говорил:

— Оставь его… Он играет тобой… как ребенок…

Она пожала плечами:

— У него нет работы. Занимается только тем, что избавляет бедняков от бесов.

— А ты его еще ни от чего не избавила?

— Клянусь, я так несчастна! Достаточно один раз взглянуть ему в лицо, и все ясно без слов.

— Что, ни разу в месяц?!

— Ни разу за год! Ему не нужна жена, он изгоняет бесов!

— Чтоб они его! А что за выгода ему от всего этого?

Она растерянно покачала головой:

— Он ничего с этого не имеет. Если б не его отец, мы бы померли с голоду. Он считает, что его долг — осчастливить несчастных и избавить их от зла.

— А кто его надоумил?

— Говорит, что этого желает владелец имения.

В узких глазах Баюми промелькнула озабоченность. Он отставил кальян в сторону.

— Он сказал, что этого хочет владелец имения?!

— Да…

— И кто мог ему такое внушить?

Женщина занервничала. Она не хотела портить вечер, тем более боялась, что он закончится неприятностями.

— Так он толкует предания, услышанные от поэтов, — уклончиво ответила она.

Он снова взял трубку:

— Будь проклята эта улица! Самая мерзкая из всех. На ней появляются всякие шарлатаны, которые распространяют ложь об имении и десяти условиях. Придумывают, что владелец — их предок. Вчера был Габаль, обманом завладевший имуществом, а сегодня этот одержимый проповедует то, что не надо. Завтра он будет утверждать, будто слышал эти слова от самого аль-Габаляуи.

— Он ничего не хочет, — встревожилась она, — только избавить бедняков от бесов.

— А кто знает, может демон сидит и в имении?! — прорычал Баюми в шутку, затем повысил голос, рискуя обнаружить их тайное свидание: — Владелец мертв. Или все равно что мертв. Сукины дети!

Ясмина испугалась. Шанс мог быть упущен. И она потихоньку начала стягивать с себя платье. Черты хмурого Баюми разгладились, и он приблизился к ней, глаза его горели страстью.

56

В накидке управляющий выглядел тщедушным. Его увядающее лицо выдавало озабоченность. Набухшие веки, взгляд и морщины под глазами говорили о рано наступившей старости, следы отчаянной погони за развлечениями. На полном лице Баюми не отражалось удовлетворения от тревоги хозяина, вызванной принесенными ему чрезвычайными новостями. Взволнованность хозяина говорила о той значительной роли, которую он, Баюми, играет при управляющем имением.

— Я не хотел вас беспокоить, — проговорил Баюми, — но не могу ничего предпринимать, не посоветовавшись с вами.

Тем более, речь идет об имении. К тому же этот безумец и смутьян из рода Габаль. А у нас договор — не нападать ни на кого из них без вашего согласия.

Лицо Ихаба помрачнело:

— Он действительно утверждает, что разговаривал с владельцем имения?

— Я слышал об этом в разных местах. Его пациенты верят в это, хотя не подают вида.