Арафа подошел к нему совсем близко. Надсмотрщик долго изучал его презрительным взглядом, словно гипнотизировал, перед тем как наброситься. Подняв руки к голове, Арафа проговорил:
— Приветствую тебя, надсмотрщик. Наш защитник! Мы счастливы иметь такого соседа.
В узких глазах надсмотрщика мелькнула усмешка.
— Сладкие речи! Но этой монете мы не доверяем, — ответил он.
— Ты проверишь меня в ближайшее время, если пожелаешь, — улыбнулся Арафа.
— У нас и без тебя полно попрошаек.
— Я не попрошайка, уважаемый, — с достоинством ответил Арафа. — Я волшебник, которому многие верят!
Слушающие обменялись взглядами. Агаг нахмурился:
— Что ты имеешь в виду, сын помешанной?
Арафа сунул руку за пазуху и вытащил маленькую коробочку. Смущаясь, он протянул ее надсмотрщику. Тот нехотя взял коробок, открыл и увидел темного цвета порошок. Надсмотрщик вопросительно посмотрел на Арафу. Доверительным тоном тот сказал:
— Одна щепотка на стакан чая за два часа до свидания с женщиной, а потом будешь либо благодарить Арафу, либо прогонишь меня из квартала с позором.
Впервые за весь разговор посетители с любопытством вытянули в его сторону шеи. Агаг сам не смог скрыть своего интереса. С напускным безразличием спросил:
— И это все твое волшебство?
— У меня есть также редчайшие благовония, чудодейственные рецепты и снадобья. Я способен вылечить от многих болезней, в том числе от бесплодия и мужской слабости.
— О Господи! Значит, через тебя можно будет поживиться, — угрожающе проговорил Агаг.
Сердце Арафы сжалось, но лицо осталось спокойным:
— Все, чем я обладаю, в вашем распоряжении, уважаемый.
— Но ты нам так и не сказал, кто твой отец?! — неожиданно рассмеялся надсмотрщик.
Подхватив его шутку, Арафа ответил:
— Может, тебе лучше знать?!
Кофейня наполнилась хохотом. Со всех сторон в густом дыме послышались язвительные комментарии. Выйдя из кофейни, Арафа проговорил, задыхаясь: «Кто знает наверняка, кто его отец? И ты, Агаг, не исключение. Какие же подлые люди!»
Арафа и Ханаш с удовлетворением осмотрели подвал.
— Даже больше, чем я ожидал. Годится, даже очень, Ханаш. Это будет приемная, там внутри спальня, а дальнее помещение — для работы.
— Интересно, в какой комнате погибла женщина? — обеспокоенно спросил Ханаш.
Смех Арафы зазвенел в пустых стенах.
— Ты боишься духов, Ханаш?! Мы укротим их, как Габаль змей. — Он обвел глазами подвал еще раз и добавил: — Только одно окно, и выходит оно на дорогу. Будем смотреть на мир через железную решетку снизу вверх. Единственная выгода от этого — нас не обворуют.
— Могут обворовать!
— Могут!
Арафа вздохнул:
— Все свои способности я направил на то, чтобы приносить людям пользу. Но всю жизнь ко мне плохо относятся.
— Тебя ждет заслуженный успех за все твои страдания и за мучения твоей покойной матери!
94
В свободное время он любил сидеть на старом диване и через окошко наблюдать за тем, что происходит на улице. Он упирался лбом в решетку, и на уровне его глаз оказывались чьи-то ноги, колеса тележек, бегали собаки, кошки и дети. Для того чтобы увидеть лица прохожих, ему надо было пригнуться и вытянуть голову. Перед ним появился голый ребенок, играющий с дохлой мышью. Мимо прошел слепой старик, неся в левой руке облепленный мухами деревянный поднос с семечками, бобами и сладостями. В правой его руке была толстая палка, на которую он опирался. Откуда-то слышались вопли, двое мужчин дрались в кровь. Арафа улыбнулся голому ребенку и спросил:
— Как тебя зовут, умница?
Тот ответил:
— Уна.
— Ты хотел сказать Хасуна? Тебе нравится эта мертвая мышка, Хасуна?
Мальчишка швырнул в него мышь и убежал, переваливаясь с ноги на ногу. Если бы не решетка, он попал бы Арафе в лицо. Арафа повернулся к Ханашу, который дремал у его ног, и сказал:
— На каждой пяди земли этой улицы следы надсмотрщиков. Ничто не напоминает нам о том, что здесь жили Габаль, Рифаа или Касем.
Ханаш зевнул:
— Мы слышим о деяниях Габаля, Рифаа и Касема, а видим лишь таких, как Саадалла, Юсуф, Агаг и Сантури.
— Но они же существовали! Разве нет?
Ханаш указал пальцем в пол:
— Этот дом принадлежит рифаитам. Все его жильцы — потомки Рифаа. Каждый вечер они слушают под ребаб песни о том, что он жил и умер во имя любви и счастья. Тем не менее утром мы открываем глаза под их брань. Схватываются и мужчины, и женщины.
Арафа недовольно скривил рот.
— Но ведь они же существовали! Так?
Ханаш продолжил:
— Брань — самое невинное из того, что может случиться в квартале рифаитов. Что касается драк, то убереги тебя от них Господь! Вчера только одному из жильцов выбили глаз.
Арафа вскочил на ноги, вспылив:
— Что за улица! Да смилостивится над тобой Господь, мама! Взять нас! Все пользуются нашими услугами, а почтения никакого!
— Они никого не уважают!
— Кроме надсмотрщиков! — процедил сквозь зубы Арафа.
Ханаш рассмеялся:
— Зато ты единственный на улице, с кем общаются и рифаиты, и габалиты, и последователи Касема.
— Да будь все они прокляты!
Он немного помолчал. Его глаза блестели в полумраке подвала. Потом сказал: