"Дети небесного града" и другие рассказы

— Что ж, — ответил молодой царь, — пока меня еще Господь Бог дочерью не благословил. А то я для своих слуг верных все сделать готов.

Чудный и проникновенный взор старца Сильвестра победил и увлек царя молодого, и готов был юный повелитель все сделать, что ему старец говорил.

В то мгновение послышался близ двора государева крик неистовой толпы. Прибежали к царю его конюхи сторожевые и завопили истошными голосами:

— Царь-государь, великая толпа близится к твоему дворцу царскому! Видели мы в руках у черни московской бердыши да копья. Видели мы на тех копьях кровавых голову боярскую. Берегись, царь-государь!

Многие порицали царя Иоанна Васильевича IV за робость, многие выставляли его тираном, а все же был царь Иоанн Васильевич правителем отважным, не трепетал он, видя возмущение народное.

Не торопясь, ушел молодой царь на крыльцо своего дворца и стал там, гордо глядя на ворота дворовые, откуда готова была хлынуть толпа мятежников.

Перед крыльцом выстроилась в боевом строю дружина стрелецкая. Впереди стоял сотник удалой, Данила Адашев. Держал он в руке могучей обнаженную саблю булатную и отважно глядел вперед на врагов государевых.

Ворвалась во двор государев толпа черни московской, лютой, разъяренной.

Ворвалась с криками дикими, с бесчинством великим, с руками окровавленными, с воплями грозными:

— Отдайте нам бабку цареву Анну княгиню Глинскую! Давайте нам князя Михайлу Глинского! Они подожгли Москву! Не будет пощады князьям Глинским! Один есть уже у нас! Давайте и других!

Стрелецкий дозор. 1897 г. Худ. Андрей Рябушкин

Впереди толпы мятежной стояли посадские московские, буяны и ослушники. Были они вооружены бердышами да копьями и всех более грозили они молодому царю. За ними стояли люди торговые, погорельцы московские, у которых ни кола, ни двора не осталось. Они тоже яростно вопили, да не смели лишнего шагу сделать, как вступили на двор государев. Ведомо им было, что молодой государь во гневе горяч бывает, и потому не очень-то охотно шли они за своими товарищами буйными. Зато передовые вопили грозно и несдержанно:

— Отдавай нам, царь-государь, обидчиков наших! Разочлись уже мы с одним! А то разнесем и твой двор государев!

Подал голос и молодой царь. Молнией зажглись очи его, оглядел он своих стрельцов верных, обернулся к своему советнику новому, старцу Сильвестру, и звонко кликнул:

— А ну-ка, попотчуйте гостей незваных свинцом да огнем, стрельцы мои верные!

Поднялись пищали стрелецкие и раздались выстрелы.

Грохнулись на землю мятежники передовые, огласили двор царский стоны и вопли, пролилась кровь. Не успел молодой царь порадоваться, не успел он еще крикнуть голосом своим могучим для устрашения мятежников московских, как рассеялась толпа мятежная, и никого, кроме убитых и раненных, не осталось на дворе.

Оглянулся молодой царь на своих советников новых и спросил:

— Надо ли, отец святой, вдогонку гнаться за мятежниками? Надо ли их до конца покарать?

Перекрестился большим крестом Сильвестр, глянул он на убитых и раненых и ответил государю юному:

— Миловать надо врагов побежденных, царь-государь.

Детская молитва

Овдовев, Марья Алексеевна осталась с тремя малолетними детьми без средств к существованию. Муж ее был дворянином и добрым отцом семейства, но из-за небольшого жалованья, ничего не скопил для жены и детей.

Похоронила Марья Алексеевна мужа и задумалась: чем жить? Нужно хлопотать о месте в каком-нибудь казенном учреждении, где бы дали квартиру и стол. О жаловании уже рассуждать не приходилось, лишь бы приютиться с детьми. В ожидании места, вдова продавала свои пожитки, и на эти деньги кормила детей.

Вместе с ней жила старшая сестра, Анна Алексеевна, тоже вдова, уже пожилая женщина. Маленькая квартирка, состоящая из двух комнат, бедно обставленная, производила грустное впечатление вместе со своими обитателями, которые надеялись только на Божью помощь.

Но вот — новое горе: заболевает мать семейства. Болезнь начинается с жара и незнакомого ощущения в горле. Больная молчит, боясь напугать своих детей.

— Маша, ты вся горишь, — говорит ей сестра.

— Да, мне сильно нездоровится, я, должно быть, слягу в постель, но, Бог милостив, может быть, пройдет. Ведь пригласить доктора мы не можем, его нечем поблагодарить, да и лекарства покупать не на что, — отвечала больная.

К вечеру она начала бредить.

На другой день Анна Алексеевна увидела, что дело плохо, и пошла к знакомому доктору, умоляя его навестить больную. Он пришел на помощь и нашел у Марьи Алексеевны дифтерит.

— Сейчас же, не медля, нужно удалить детей, — распорядился он, — для безопасности.

— Что вы говорите, доктор, — возразила Анна Алексеевна, — куда же я их дену? Вы же видите, как мы живем.

— Куда-нибудь к родным, к знакомым, словом, куда хотите, но удалить необходимо.

Тут дети разревелись во весь голос:

— Мы не пойдем никуда, мы будем ходить за мамой, мы никуда не пойдем от мамы!