Дети немилости

Итаяс не читывал исторических монографий, Лаанга не наставлял его, Комитет магии не предоставлял ему исследовательских отчётов. Воином Выси руководил не разум, а смутное чутьё. Частью этого чутья была способность к предвидению. Судя по тому, как Итаяс доверял своему дару, тот ещё ни разу его не подводил. Но горец не был глуп. Он чувствовал, что где-то в данной ему силе скрывается уздечка, за которую его ведут, и бесился от этого.

Если он в самом деле не способен предсказывать мои действия и не знает, зачем я велел привести его сюда, то затея моя может кончиться удачей.

Я спросил:

— Что ты сделаешь, если я тебя отпущу?

Итаяс пожал плечами.

— Я убью тебя.

— Нет, — сказал я, глядя в бледные глаза убийцы. — Я о другом. Если я прикажу уаррским войскам уйти из Таяна, дам слово, что никогда ни один уаррец не переступит его границы, и взамен возьму с тебя слово не воевать против меня?

— Вот как? — Итаяс склонил голову к плечу. — Не с каманара — с меня? Занятный же я человек… Я не дам такого слова, император.

Я растянул рот в нехорошей улыбке, чувствуя себя воистину Господином Бездны.

— Чего ты хочешь, Итаяс?

— Убить тебя.

— Предположим, ты в самом деле меня убьёшь. Генерал Эрдрейари, Великий мертвец, не рассыплется прахом в час моей смерти. Меня самого поднимут некроманты — в полном рассудке и со всеми прежними чувствами. Не обольщайся, горец. До сих пор Уарра щадила вас. Живым или мёртвым, я прикажу стереть Таян с лица земли вместе с горами, на которых он стоит. Когда на Таян обрушится наивысшая магия или змеедемон Цай-Цей — спасёт ли таянцев их доблесть и их пещеры?

Итаяс молчал. Улыбка сошла с его лица, теперь он смотрел исподлобья, угрюмо и утомлённо.

— Итак, — сказал я ровно. — Всё или ничего. Ты дашь мне слово не воевать против меня?

— Нет.

Я выдержал паузу и тихо спросил:

— Ты не хочешь мне солгать?

Таянец прикусил губу. Мышцы его закаменели, он сел прямо, сузив глаза и глядя на меня уже не с насмешкой, а с ненавистью. Это была хорошая, нужная ненависть, я вызвал её намеренно, и мне нравилось её видеть. Парализующее заклятие приятно кололо пальцы, но я не думал, что мне придётся его применить. Итаяс вряд ли утратит самообладание до такой степени, чтобы броситься на меня.

— Ты очень глуп, император, — повторил таянец несколько громче.

— Ты не только смел, но и честен, — пропустив его слова мимо ушей, сказал я с одобрением. — Почётно иметь такого врага. Я был бы счастлив иметь такого подданного. Я буду рад иметь такого союзника. То, чего Таян не может добиться силой оружия, я дам тебе в обмен на одно слово.

Лицо Итаяса перекосилось.

«Я сумел выбить его из колеи, — подумал я. — Пока что все правильно».

— Ты лжёшь, — сказал Итаяс со злобой.

«Даже лучше», — понял я, отвечая:

— Слово дворянина.

Горец встал, заложил руки за спину.

— Что в нём такого, чтобы ему верить?

Я поглядел на него с удивлением.

— Ты же пророк, — сказал я. — Ты можешь взглянуть и удостовериться. Разве нет?

Таянец оскалился и тряхнул головой.

— Я убью тебя, император, — в который раз повторил он. — Не сегодня, не завтра, но убью. Ты сидишь с заклятием на руке и ждёшь, когда я примусь сворачивать тебе шею. Ты трясёшься от страха и торгуешь дворянским словом. Мне нравится это видеть!

Мне тоже нравилась картина, которая мне представала. Я смотрел в глаза Итаясу, произносившему эту тираду. Не было в нём ни твёрдости, ни насмешки… и даже ненависть уже переходила в нечто иное.

Я вздохнул. Несколько мгновений я бездумно глядел в окно, чувствуя на себе яростный взгляд горца, потом спросил:

— У тебя нет выбора?

«Что?» — едва приметно изобразили губы Итаяса.

Тучи разошлись, и луна теперь светила так ярко, что магические огни померкли. В лунных лучах Воин Выси казался бледным, точно призрак. Он стоял и смотрел на меня расширенными глазами, прозрачными как вода.

— Ты не изгой без роду и племени и не отшельник, которому безразличны люди, — сказал я спокойно. — Ты сын каманара и командовал войском. Ты хочешь добра своей земле. Тебе нравится слава. Ты любишь свою сестру. У тебя были десятки жён. Ты человек, Итаяс, хоть и разыгрываешь демона. Зачем тебе моя смерть? Никому никакого добра от неё не случится.

— Можешь говорить до утра, тебя это не спасёт.

— Ты так и не понял?

Бледные глаза сузились. «Не так давно я беседовал с тигром пустыни, теперь — с горным барсом, — я усмехнулся. — Что за нрав у всех этих славных котов». Таянец всё понимал. Он не был глуп. Он, пожалуй, был слишком умён, этот горец, и поэтому-то сейчас разыгрывал передо мной не демона уже, а фанатика, захваченного одной мыслью. Иначе ему пришлось бы вслух и перед врагом признать то, в чём он не признавался даже себе.

«Я жесток», — подумал я не без удовольствия и встал. Я был выше горца, ненамного, но заметно. Итаяс отступил, когда я шагнул ему навстречу.

— Я спросил: где твоя судьба, Демон Таяна?

— Что тебе до моей судьбы?

— Итаяс, предскажи будущее.