Дети немилости

- Тебя, может быть, удивляет, Мори, почему я так много значения придаю своим литературным опытам, - сказал генерал, собирая и комкая разлетевшиеся по столу черновики. – Поверь, это отнюдь не прихоть. Я давно изучил себя. Есть некая глубинная связь между хорошей стратегией и хорошим стихотворением, но если в первой нужно учитывать бесчисленное множество факторов, то второе – все на ладони. Когда я складывал строки, как кирпичи, то и решения мои лишались блеска. Постыдно, если победой ты обязан одной только доблести своих солдат. Я опасался, что мой талант остался в могиле и Лаанга вернул Уарре только громкое имя Эрдрейари, за которым ничего нет.

- Ты написал то, что нравится тебе самому, - понимающе сказал я.

- Да, - ответил Онго почти мечтательно, - да.

«Хоть что-то хорошее произошло», - подумал я.

…В южной части Рескидды, вдали от озер, этот час уже причислялся к «макушке дня». Угасающий ветер шевелил листву деревьев и относил вдаль веселые голоса детей, игравших внизу на лужайке. Кто-то держал голубятню неподалеку. Молодые птицы, уже подросшие, но еще не такие ловкие и быстрые, как взрослые голуби, кружились над кронами, то и дело опускаясь передохнуть.

Я прошел в комнаты, уселся в кресло и подтянул к себе Легендариум.

Этот текст я знал так хорошо, что чтение не требовало сосредоточения; достаточно было скользить глазами по строчкам, чтобы они сами собой начинали звучать в мозгу. К тому же где-где, а здесь изобиловали великие мертвецы, самая память о которых превратилась в мудрый совет. Я поймал себя на детской привычке раскрывать книгу посередине, чтобы сразу угодить в разгар мировой истории – на сказания о Арсене, о Подвиге, о пророчестве Ирмерит… только не о сотворении мира. Сколько раз я читал Легендариум уже взрослым, но до сих пор жило в памяти: прабабка склоняется надо мной и осторожно отнимает книгу, которую семилетний я стащил с ее полки и открыл, как водится, на первой странице. «Не надо, милый, - говорит Ирва очень ласково, но так твердо, как умеет только она, бывшая государыня и доныне высокопоставленная священница, - не надо… Там страшно».

Я снова подумал о том, что в Рескидде есть один вполне живой человек, способный указать мне путь.

Младшая Мать.

Но глава всех арсеитов вот уже много дней пребывала в глубочайшем сосредоточении в одном из закрытых покоев кафедрального собора Рескидды. Никто не смел потревожить ее. Рескидди надеялись, что в своих размышлениях Акридделат Третья обретет надежду, поговаривали, что Младшая Мать вот-вот сделается Предстоящей, и вскоре Церковь обретет новую благодать. Однако столь длительное затворничество внушало и опасения. Высшее лето стояло на пороге, и пусть сейчас Рескидда была освобождена от его власти, но совершенно остаться в стороне не могла. Явления Акридделат и первой после великого размышления проповеди ждали, как царского манифеста.

Я тоже ждал – смиренно, как и все прочие. Здесь я не имел власти.

Страницы Легендариума скользнули под пальцами.

«Старшая Мать была сама, - прошептали многотысячелетние строки. – Будучи, не нуждалась в ином. Не нуждаясь в ином, все извела из Себя». Лицо писца встало как въяве – дочерна загорелая кожа, добела выгоревшие волосы, бесстрастные голубые глаза: Предстоящий Джесен, составивший первые три сказания. Древний язык казался ломким и бледным, словно золото из гробниц: «Первым Рескит создала Солнце»…

- Нет, нет и нет, - донесся голос Эррет. – Ты запамятовала, никак? Здесь не уаррская провинция.

- Везти сюда людей из Уарры – глупость, - хмуро отвечала Данва. – Только на то, чтобы привыкнуть к климату, уходит лет пять. А еще обычаи, на которые натаскать нельзя. Каждое имя отнимает столько ресурсов, что…

- Это не значит, что ты имеешь право распоряжаться жизнями чужих граждан, - отрезала Эррет.

Данва фыркнула.

- Не в смысле «не имеешь права прекращать их», - небрежно уточнила Эррет. – Потом, Фиррат, сколько это будет стоить?

- Вы и не думаете экономить на армии, но почему-то все время норовите сэкономить на шестом сословии.

В беседе возникла напряженная пауза.

- Норовите? – странным голосом переспросила Эррет и процедила, понизив тон. – Выбирай выражения, тень.

- Вот как? Стоило упомянуть о деньгах, я стала не только бесфамильной, но и безымянной, - хмыкнула Данва, очевидно, ничуть не задетая.

Что-то в прихожей упало с грохотом. Я проморгался, потянулся и переложил книгу с колен на стол.

Не люблю, когда женщины ругаются.

Данва и Эррет обе умны как бесовки, у обеих железная воля, обе предпочитают действовать силой, а не слабостью. Две государственные дамы сцепились по вопросам бюджета и военного присутствия на Древнем Юге. И все равно кажется, будто истинная причина свары в том, что у одной красивее ноги, а у другой объемистей бюст…

Эррет распахнула дверь и возмущенно объявила:

- Мори, вообрази! Эта милая дама желает иметь под рукой собственный тренировочный лагерь.

- Ну и что? – спросил я и потянулся еще раз.

- Лето между Яневой и Неи и лето между Дженнерет и Джесай – это два очень разных лета, - с вызовом сказала Данва.