Дети немилости

— У меня нет выбора, — терпеливо сказал я. — Сейчас не лучшее время, чтобы перестраивать систему разведки. Кроме того, сам представь, что такое тени, в особенности — тени высокоранговые, переметнувшиеся на сторону врага. Ты, кажется, их недооцениваешь. Я хочу избежать войны, а не проиграть ее за две недели.

Онго пощелкал пальцами, и я устыдился. Кажется, доверяя великому мертвецу сокровенные мысли, я пересек границу, за которой начиналась бестактность.

— Ты недооцениваешь своих солдат, государь, — твердо сказал Эрдрейари. — Жаль, что тебе пришлось так рано оставить Хоран… Армия умеет не только стоять насмерть и дольше. Поверь мне. Мы с Аргитаи не использовали теней для внешней разведки. Пробудившись, я был неприятно удивлен переменой. Я им не доверяю.

— Онго, прошу тебя, — я поморщился. — Не хочу, чтобы ваша с Кайсеном размолвка отразилась на эффективности…

— Не отразится, — так же уверенно пообещал генерал; я ощутил острую благодарность — и некоторую растерянность, когда Эрдрейари продолжил: — Но по единому манию моего императора я готов, не медля, сжечь этот скорпионник дотла. Атомники на полях.

Я возблагодарил небеса за то, что Кайсен этого не слышит, а если слышит, то не присутствует. Во-первых, я меньше всего хотел, чтобы Великая Тень и мой главнокомандующий начали интриговать друг против друга: я рисковал этого не пережить, причем буквально. А во-вторых, я не мог согласиться с Онго. Переубедить его я тоже не мог, потому оставалось лишь воспользоваться императорским правом приказывать.

— Я запомню, — сказал я. — Онго, я хотел просить твоего совета в другом деле.

Эрдрейари внимательно смотрел на меня. Я замешкался, ощутив странную неловкость.

— Совета как стратега, — продолжал я, взявшись пальцами за переносицу, — и поднятого.

Генерал сощурился, сделал затяжку и выпустил кольца дыма. Серьги его качнулись, сверкнув, когда он склонил голову к плечу. Он точно прочел мои мысли — неужто это был так легко сделать?..

— Кто? — мягко спросил он. — Кого ты хотел бы видеть рядом с собой, Мори?

— Аргитаи.

Я сам едва не сробел, сказав это, и глянул на Онго с легкой тревогой. Но Эрдрейари улыбался. Теперь он мог сделать это по-настоящему, а не позой и жестом… Лицо его необыкновенно походило на лица портретов, где генерала изображали смуглым до черноты — опаленным жестоким солнцем юго-востока, куда он отправился когда-то по слову Аргитаи Сияющего.

— Покоритель народов… — задумчиво сказал великий сподвижник великого государя. — Что мне ответить? Я вижу в тебе его черты и думаю, что ты не стал бы прислушиваться к его советам.

От изумления я не сказал ни слова; Онго продолжал:

— Аргитаи Данари, названный Сияющим, видел высшую радость и предназначение мужчины в войне. Ни Лаанга, ни Эррет никогда не могли переубедить его. Империя при нем выросла вдвое, но тогда была пора высшей зимы, Мори, и люди сами творили свою судьбу. Боюсь, сейчас неподходящая эпоха для Аргитаи. Он не будет рад увидеть ее.

Я прикрыл глаза и сел в кресло.

Да, верно. В глубине души я ждал такого ответа. Можно позвать мертвеца, чтобы прислушаться к вековой мудрости, но нельзя переложить решение на плечи предков. В этом была моя ошибка…

— Онго, — сказал я, — ты говорил, что определенным образом связан с Лаангой.

Эрдрейари подхватил мысль, избавив от необходимости ее заканчивать:

— В Башне он говорил со всеми одновременно.

— Хотел бы я знать, зачем ему это потребовалось.

— Не исключено, что просто из озорства, — ответствовал Онго с усмешкой. — Не стоит переоценивать великих магов. В человеческую голову может вместиться ограниченное количество мудрости.

— Но все-таки, — я откинулся на спинку кресла. — Хоть кто-нибудь может внятно пересказать то, что услышал от Лаанги?

— Боюсь, что нет. Я неоднократно пытался составить рассказ, даже записать. Я понял, что Лаанга сказал мне лично. Но восстановить беседу дословно не удается, и, кроме того, Мори… я не хотел бы, чтобы содержание ее оказалось всеобщим достоянием. Это только мое.

— Понимаю.

Я разделял чувства Онго.

Мне было стыдно.

Осмыслив слова Лаанги и поняв, что никто и ничто не будет управлять мной помимо воли, я испытал неописуемое облегчение. Но потом, вспомнив, о чем я думал во время совета, воображая, что мысли принадлежат некому иному разуму, зубами заскрежетал от злости на себя. Какая бы иная ответственность на мне ни лежала, но стоило хотя бы в фантазии отказаться от ответственности за собственные решения, и на свет полезла такая мерзость, что побрезгуешь плюнуть. Кровь небесная…

— Это не значит, что я собираюсь утаивать что-либо от моего императора, — внезапно сказал Эрдрейари.

Я даже привстал в изумлении.

— Онго, не стоит, право…