— Впрочем, у меня найдётся чем возместить нанесённый ущерб. Вы, как я вижу, изволите полдничать?
— Обедать, — поправил незнакомца Типшент. — Мы здесь, в музее, не полдничаем, а только обедаем.
— И это, безусловно, правильно, — подхватил тот. — Не увлекаясь излишествами, тем не менее не забывать о потребностях собственного тела — что может быть разумнее? Нет, положительно, я обязан принести вам извинения. Вы, как я вижу, предпочитаете кофе?
— Да, знаете, приятно выпить чашечку после обеда, — отчего-то вдруг смутился смотритель.
— Безусловно, безусловно, — поднял ладони незнакомец. — Вряд ли можно найти другой напиток, столь способствующий бодрости тела и ясности ума. Но! — Он поднял палец. — Если и есть на свете что-нибудь лучше кофе, так это кофе с коньяком. А у меня как раз при себе оказалась небольшая бутылочка сего напитка. Не берусь судить о вещах, которых не понимаю, однако же, судя по всему, он весьма недурён. Этикетка довольно странная — называется этот сорт «Чёрная Борода». Не соблаговолите ли продегустировать?
Услышав название коньяка, старый Хаклпо вздрогнул. Незнакомцу, кем бы он ни был, вероятно, простительно не знать, что за сокровище попало ему в руки. Но никак не ему, Хаклпо Типшенту! «Чёрная Борода» являлся не просто очень редким и баснословно дорогим напитком; он был легендой! Интересно, не подделка ли это, помимо воли подумал смотритель, подслеповато вглядываясь в этикетку. Между тем на столике рядом с закипающим кофейником, словно по волшебству, появились две изящные серебряные стопки. Ловко разливая тёмную жидкость, незнакомец мурлыкал:
— Мне эта бутылка досталась почти случайно. Один из моих знакомых, большой ценитель всяческих редких напитков, внезапно скоропостижно скончался, оставив мне её, можно сказать, в подарок. Такая печальная история! Давайте помянем его, как это принято.
Рука Хаклпо помимо его воли потянулась к стопке. Жидкость распространяла такие великолепные ароматы, что удержаться было просто невозможно. Это, конечно, против всех правил, подумал Типшент, однако, духи предков! Едва ли ему хоть когда-нибудь ещё в жизни придётся попробовать нечто подобное. Он сделал глоток и замер, прислушиваясь к своим ощущениям. Незнакомец одобрительно кивнул — казалось, он не просто понимает, что происходит в душе у смотрителя, но и полностью это одобряет.
— Я вижу, что столкнулся в вашем лице с настоящим ценителем, — произнёс он, глядя, как на лице Хаклпо проступает лёгкая блаженная улыбка. — Позвольте оставить у вас эту бутылку как знак моей искренней приязни. Я надеюсь, вас не оскорбит то, что мои извинения за ваш нарушенный покой приняли несколько утилитарный характер?
Смотритель покачал головой. Он ничего не имел против; однако же ему пришло на ум, что странный посетитель всё ещё не представился.
— Я прошу прощения, — наконец, решился он. — Но я до сих пор не знаю вашего… Э-э…
— Ох, это всё моя проклятая забывчивость! — гость весело рассмеялся. — Простите покорно. Я — Морберт.
— Морберт, Морберт… Такое впечатление, что я совсем недавно где-то встречал вашу фамилию… А, помню — в газете! Но ведь, кажется… — Типшент снял очки и протёр их. — Если мне не изменяет память, то, как бы это сказать…
— О нет, я отнюдь не родственник тому самому Морберту, что недавно умер; просто однофамилец. Я, знаете ли, занимаюсь некоторыми научными изысканиями; они-то и привели меня сюда. Господин директор любезно разрешил мне воспользоваться архивными материалами. Поэтому я и имел наглость слегка злоупотребить разрешением и потревожить вас в этот час. Вы же знаете: мы, люди науки, — все немножко фанатики своего дела, поэтому…
— Полно вам, вы нисколько меня не потревожили! — запротестовал Типшент. — Так чем я могу быть вам полезен?
— Сущим пустяком, собственно… Мне хотелось бы взглянуть на один экспонат. Так уж получилось, что мне известен его инвентарный номер; но это — единственное, что я о нём знаю. Если бы вы к тому же могли хоть что-то о нём поведать…
— И каков же этот номер? — с лёгким любопытством спросил Типшент. Он привык к тому, что при этом вопросе профессора начинали отчаянно рыться по карманам в поисках нужной бумажки.
Незнакомец, однако, чётко отбарабанил десяток цифр.
— У вас великолепная память, господин Морберт. — Смотритель поднялся и прошаркал в глубину помещения. — Однако же, вам должно быть известно, что работать с экспонатами можно только здесь. Выносить что-либо из помещения запрещено правилами, и только господин директор лично…
— О, никаких возражений! Я, собственно, хотел всего лишь взглянуть на него.
— Сейчас посмотрим… — Хаклпо побрёл вдоль полок. — Это научный экспонат или бормотологический?
— Я, право же, затрудняюсь ответить… — протянул гость.
— А! Вот это что! Давайте-ка положим его на стол — только не на обеденный, упаси боже! Знали бы вы, как некоторые из них осыпаются и пачкаются…
Назвавшийся Морбертом подошёл ближе и с волнением уставился на длинный свёрток тонко выделанной кожи.
— Ну вот, что я говорил — осыпается на глазах. — Хаклпо сокрушённо покачал головой, разворачивая странный предмет.