Дети Нитей. Восток

Я вздохнул. Я отказывался, в принципе, наблюдать Нити без Пустоты. Не помню уже, когда я в последний раз любовался на ткань мироздания обычным Зрением, без медитации, которую показал мне Марзок. Конечно, когда я плел узоры, приходилось смотреть просто, иначе я бы не смог ее не касаться. Но если уж наблюдать, то только с ней. Без черных Нитей все, что я видел, было неполным, лишенным смысла. Я не желал совершенно знать мир, в котором не мог уловить Пустоты. Аливи это немного… злило, наверное. Ей вообще не слишком нравилось, что Марзок меня чему-то учит, я уже замечал. Она как раз приехала из королевства. В совершенно отвратительном расположении духа. Именно сейчас она не хотела спускать мне то, что с затаенным недовольством игнорировала обычно.

– Почему я не могу смотреть? – спросил я в ответ. – Я же ее не касаюсь.

– Ты маг, Дэйшу, – с некой прохладой бросила Аливи. – Тебе не нужно, в принципе, лезть к Пустоте.

– Ты бы хотела, чтобы я ее вообще никогда не видел, правда, массэ? – Мрачно уточнил я.

– Да. – Аливи раздраженно вздохнула. – Марзок и его дурные идеи…

– Он твой севойо, – напомнил я и, прищурившись, вглядывался теперь в ее лицо.

Она приподняла бровь и очень внимательно на меня посмотрела.

– Ты знаешь, что это значит? – спросила она спустя некоторое время.

Мне показалось, что она даже перестала злиться. Что теперь я вижу в ее зеленых, таких серьезных обычно глазах тревогу и странную настороженность.

– Марзок говорил: главное, что это знаешь ты, массэ Аливи. – Я решил продолжать в том же духе, если всего одна, совсем короткая и совершенно даже теперь непонятная мне фраза смогла так легко успокоить бабушку.

Аливи резко качнула головой и мрачно заметила:

– Ты слишком привязан к этому человеку, Дэйшу. Он не имеет никакого отношения к твоим обязанностям и к твоему Дому, запомни.

Меня кольнула ее ложь. Я тяжело вздохнул и уставился на лес. Не спрашивать. Только не спрашивать. Не обвинять ее в том, что она солгала, даже если мне до безумия больно и, одновременно, любопытно от этого. Бабушка и так на взводе, а если еще и услышит от меня подобные слова, мало мне не покажется. Потом узнаю у Марзока. А лучше – у Анха. Если он поймет, о чем речь, он расскажет, уверен.

Спустя несколько минут я вновь перевел на нее взгляд. Аливи сидела, с гордой осанкой, приподнятым узким подбородком, и вновь созерцала Нити. Большие зеленые глаза чуть прищурены, светлые волосы приглажены в аккуратную прическу, как и всегда. Она слегка поджала тонкие бледные губы: я прекрасно знал это ее выражение лица, означающее крайнюю степень недовольства. Черный мундир с серебряной вышивкой еще больше подчеркивает светлую кожу. Мы никогда не были похожи, ни характерами, ни внешне. Она – сдержанная, правильная даже словно напоказ, серьезная и собранная. Я – резкий и неуемный, эмоциональный, азартный. Последнее, о чем можно было бы догадаться, глядя на эту женщину с редкой северной красотой и изящными манерами, и мальчишку: смуглого, с бронзовыми, вечно растрепанными густыми волосами в низком, неплотном хвосте, раскосыми серыми глазами с приподнятым уголком, высокими, резко очерченными скулами, ироничной ухмылкой и жутко упрямым взглядом – так это о том, что мы близкие родственники. Я знал: наша разница во внешности Аливи заботит меньше всего в жизни. А вот с характерами было ровно наоборот. Она требовала от меня дисциплины и послушания, и это было более чем понятно. Но иногда мне казалось, что вместе с тем она отчаянно пытается перекроить меня на свой вкус, вытравить все, что не являлось для нее нормой, и что, на самом деле, во мне было так похоже на черты второго моего учителя. В подобном она не гнушалась даже лжи – я чуял ее далеко не впервые. Я понятия не имел, за что она так относится к Марзоку: когда видел их вместе, они, казалось, наслаждались общением и вели себя вполне по-дружески. Еще я даже не пытался найти хоть каплю смысла в ее вранье. Сам факт его наличия в наших беседах, не считая, конечно, ощущений от кокона, вызывал какую-то странную боль.

Этот разговор состоялся у нас в прошлый раз, с месяц, наверное, назад. Ни Марз, ни Анха мне ничего толком не разъяснили, просто откупились общими фразами о том, что Аливи наверняка исключительно за меня волнуется. Я не понимал, как переживания бабушки должны влиять на то, что она мне лжет. Но в конечном итоге успокоился. С людьми, которых я любил, она мне видеться не запретила, просто не смогла бы запретить. А то, что я наблюдаю Пустоту, было волей Марзока. Что бы там не значило это странное севойо, Аливи явно не могла бы ее оспорить. Я бесконечно уважал и ценил бабушку, но на была сложным человеком. Иногда я просто не в состоянии был ее понимать. Может, если бы Аливи сама видела черные Нити, умела бы улавливать, она поняла бы, насколько невероятно неприемлемо, насколько неправильно для меня ее раздражение. Только она их не видела. Даже жаль, честное слово.