Дети ночи

Амадди так и не опустил бровь. Теперь на его губах появилась легкая улыбка.

– В этой стране, мадам, все работают на номенклатуру.

Кейт сделала шаг к столу.

– У меня есть основания предполагать, что члены номенклатуры похитили моего приемного сына и привезли его из Америки в Бухарест. Или, по крайней мере, в Румынию. Я хочу найти его.

Амадди долго смотрел на нее немигающим взглядом и наконец сказал:

– Зачем в этой стране, где слишком много нежелательных детей… зачем кому-то, будь то номенклатура или просто крестьянин, красть какого-то ребенка?

Кейт выдержала взгляд молодого человека. При слабом освещении его радужки казались совсем черными.

– Я сама точно не знаю зачем. Мой сын… Джошуа… родился в Румынии год назад. Хоть он и был сиротой, кто-то захотел заполучить его обратно. Кто-то очень важный, у кого достаточно денег и власти, чтобы послать в Америку своих людей. Если вы что-нибудь слышали о каком-нибудь ребенке, которого сюда привезли, я заплачу за любые сведения.

Амадди сложил ладони вместе. Двое других сидевших за столом, хранили совершенно безразличный вид. В комнате было очень тихо. Пахло пряностями и одеколоном с резким ароматом.

– Я не слышал о таком ребенке, – медленно сказал Амадди. – Но у меня есть один клиент, который занимает очень высокий пост в… как это называется?… в неофициальной номенклатуре. Если кто-то и располагает сведениями по поводу такого маловероятного события, то это именно мой клиент.

Кейт подождала. Боковым зрением она заметила, что Лучан пытается встретиться с ней взглядом, но продолжала смотреть на молодого араба. Он заговорил первым.

– Мой клиент – очень влиятельный человек. Назвать его имя – значит подвергнуть себя значительной опасности.

Кейт выждала еще секунд тридцать, прежде чем спросила:

– Сколько?

– Десять тысяч, – сказал Амадди, сохраняя бесстрастное выражение. – Десять тысяч американских долларов.

Кейт покачала головой почти печально.

– Эта информация не тот товар, который мне нужен. Она ничего мне не гарантирует. Этот человек может не знать о моем ребенке.

Амадди пожал плечами.

– Я заплачу пятьсот долларов за его имя, – сказала Кейт. – Чтобы показать готовность вести дело с таким честным человеком, как вы. Впоследствии, если какие-либо дополнительные сведения попадут к вам… сведения, имеющие истинную ценность… тогда мы обсудим столь серьезную сумму.

Амадди достал спичку и поковырял ею в зубах. Затем окинул быстрым взглядом своих компаньонов.

– Возможно, я не совсем точно обрисовал важность этого человека, – сказал он. – Мало кто знает… если вообще кто-нибудь знает… что он состоит в номенклатуре. Тем не менее он занимает настолько высокое положение, что без его одобрения не делается ни единого шага.

Кейт перевела дыхание.

– Этот человек относится и к номенклатуре, и к strigoi? Priculici? – Голос у нее чуть не сорвался. – Vrkolak?

Амадди моргнул, положил спичку и сказал что-то Лу-чану на румынском. Кейт разобрала слово «strigoi». Лу-чан покачал головой и ничего не ответил.

– Что вы знаете о Voivoda strigoi? – резко спросил у нее Амадди.

По правде говоря, Кейт не знала ничего. Она спрашивала О’Рурка о значении румынских и славянских слов, которые он употреблял в разговоре с цыганами, когда торговался из-за их денег и жизней, а священник ответил: «strigoi» переводится приблизительно как «колдун», хотя это же слово может обозначать злых духов или призраков. А «priculici» и «vrkolak» на румынском и славянском – «вампир».

Когда Кейт потребовала объяснить, почему эти слова так подействовали на цыган, О’Рурк коротко ответил: «Рома – народ суеверный. Несмотря на слухи о том, что они в течение столетий служили strigoi, они боятся этих мифических правителей Трансильвании. Вы слышали, что воевода Чоаба произнес слово “дьявол”, когда я сказал, что Джошуа – один из strigoi».

«И сделал в мою сторону знак от сглаза, – добавила тогда Кейт. – А потом нас отпустил».

Священник лишь кивнул.

Амадди хлопнул ладонью по столу и встал. Это вывело Кейт из состояния задумчивости.

– Я спросил, что ты знаешь о Voivoda strigoi, женщина?

Кейт подавила острое желание уклониться от настойчивого вопроса молодого араба.

– Я думаю, что они украли моего ребенка, – сказала она ровным голосом. – И я хочу забрать его обратно.

Амадди долго разглядывал ее, а потом рассмеялся. Его смех эхом прокатился по бетонным стенам.

– Очень хорошо, – сказал он. – Такая смелость заслуживает уважения. Вы получите имя этого человека за пятьсот долларов. И в будущем мы с вами будем иметь дело… если вы останетесь в живых.

Он снова засмеялся.

Кейт отсчитала пятьсот долларов и держала их, пока Амадди вынимал из кармана авторучку «Кросс» и писал имя и адрес на клочке бумаги. Лучан прочитал имя, бросил взгляд на Кейт и кивнул ей. Она отдала деньги.

Амадди проводил их до двери.

– Переведи своей американской подруге румынскую пословицу, – сказал он Лучану. – Copilul cu mai multe moase rаmana cu buricul ne taiat.

Лучан кивнул и пошел вперед по темному коридору. На улице снова начался сильный дождь. Сев в машину, Кейт наконец вздохнула полной грудью.