Дети ночи

Она тряхнула головой и обвела взглядом площадь. Позади виднелась церковь Крецулеску, вся в лесах, через которые проглядывали пулевые выбоины на закопченном фасаде. Дворец Республики на противоположной стороне получил еще более серьезные повреждения. Над входом с колоннами висели красные и белые флаги, но двери и разбитые окна были заколочены досками. Справа находился отель «Атене-палас», который функционировал, но некоторые окна зияли провалами, а строчки пулевых отверстий напоминали шрамы от иглы на коже наркомана.

– ЦКЗ, – произнес О'Рурк. – Так вы из Атланты?

– Из Боулдера в Колорадо, – ответила Кейт. – Головная контора все еще в Атланте, но несколько лет это были центры контроля за заболеваниями. Филиал в Боулдере появился сравнительно недавно.

Они пересекли площадь Виктории на зеленый свет и пошли по Штирбей Водэ. Перед отелем «Букурешты» на них налетели три цыганки, и целуя собственные руки, протягивая младенцев и похлопывая Кейт по плечу, повторяли:

– For la bambina… For la bambina…

Кейт полезла в карман, но отец О'Рурк уже наскреб мелочи для каждой. Цыганки скорчили физиономии, увидев монеты, бросили что-то на своем наречии и поспешили вновь занять места перед отелем. За всем этим безразлично наблюдали от входа валютчики в джинсах и кожаных куртках.

Штирбей Водэ была поуже, но также забита громыхающими по булыжнику и разбитому асфальту дешевыми «дачиями», «мерседесами» и БМВ, принадлежавшими местной мафии. Кейт снова обратила внимание на легкую хромоту священника, однако решила ничего не спрашивать. Вместо этого она поинтересовалась:

– А вы откуда? – прикидывая, стоит ли добавлять «святой отец», но у нее язык не повернулся. Улыбка тронула уголки губ священника.

– Орден, в котором я работаю, располагается в Чикаго, и здесь я выполняю поручения Чикагской епархии, хотя уже довольно давно не бывал там. В последние годы я много времени провел в Центральной и Южной Америке А еще раньше – в Африке.

Кейт взглянула влево, узнала улицу Тринадцатого декабря и сообразила, что до дому ей осталось один-два квартала. При свете дня улица имела совсем иной вид, чем обычно.

– Значит, вы что-то вроде специалиста по третьему миру, – сказала она, чувствуя себя слишком усталой, чтобы сосредоточиться на разговоре, но английская речь доставляла ей удовольствие.

– Что-то вроде, – согласился отец О'Рурк.

– И вы специализируетесь на сиротских приютах по всему миру?

– Не совсем. Если у меня и есть специальность, то это дети. То есть я стараюсь отыскивать их в приютах и больницах.

Кейт понимающе кивнула. Лучи света, отразившись от зданий, упали на несколько ореховых деревьев вдоль улицы, окутав их золотисто-оранжевым ореолом. Воздух был насыщен типичными для любого крупного восточноевропейского города запахами – неочищенные выхлопные газы, сточные воды, гниющие отходы, – но в прохладном вечернем ветерке ощущалась и свежесть зелени вперемешку с ароматом цветов.

– Неужели на улице здесь может быть так хорошо? Кажется, за все время мне запомнились только дождь и холод, – тихо сказала Кейт.

Отец О'Рурк улыбнулся.

– Погода с начала мая почти летняя. А деревья на улицах к северу отсюда – просто что-то невероятное. Кейт остановилась.

– Номер пять. Это мой дом. – Она протянула руку. – Ну что ж, спасибо за прогулку, за беседу…, м-м-м…, святой отец.

Священник смотрел на нее, не подавая руки. Выражение его лица казалось несколько непонятным, замкнутым, будто он спорил о чем-то сам с собой. Кейт впервые заметила, какие у него удивительно ясные серые глаза.

– Парк там, недалеко, – сказал О'Рурк, показывая вдоль Штирбей Водэ. – Меньше квартала отсюда. Вход в парк трудновато заметить, если не знаешь, где он. Я понимаю, вы измотаны, но…

Кейт действительно чувствовала себя как выжатый лимон, да и настроение было паршивое. Кроме того, этот целомудренный поп в джинсах нисколько ее не соблазнял, несмотря на поразительно красивые глаза. И все же впервые за несколько недель она говорила не о медицине и с удивлением поймала себя на том, что не испытывает желания закончить прогулку.

– Да-да, конечно, – сказала она. – Покажите мне парк.

***

Сад Чишмиджиу напомнил Кейт ее собственные представления о том, каким когда-то, десятки лет тому назад, был Центральный парк в Нью-Йорке, еще до того, как по ночам в нем воцарилось насилие, а днем – суета.

Чишмиджиу был настоящим городским оазисом, потаенной жизнью деревьев, воды, цветов и игры света в листве.