Дети ночи

Путь до подвала показался мне бесконечным. Пока я спускалась по лестнице, то в моей голове витали разные мысли. Наконец мы очутились на месте. Борис поклонился мне и стал подниматься наверх, явно не желая встречаться с охранниками Христиана. Я стала осматриваться по сторонам. Подвал представлял собой довольно просторное квадратное помещение. Под камеры была отведена особая комната, в которую собственно меня привел управляющий. Площадь делилась на шесть решетчатых помещений, где не было ни одного окна, а свет давали большие лампы, ввинченные в стену. Я подошла к той камере, где содержался Христиан, и велела охранникам удалиться. Те поклонились и тотчас же покинули помещение. Благодаря моим силам мне удалось открыть дверь камеры без ключа. Я зашла внутрь и застыла. Христиан был прикован руками и ногами к стене. На нем была серая порванная местами рубашка и холщовые штаны. К своему ужасу на полу мои глаза увидели лужи крови. Похоже, охранники вволю поглумились над своим пленником. Я поняла, что сглупила и не захватила с собой еды. Между тем Христиан поднял голову и уставился на меня во все глаза. Его взгляд обжигал изнутри.

— Неужели мне снится сон, и сама Повелительница Ночи решила навестить меня перед смертью? — ехидно спросил пленник. В его голосе слышалась усталость, но от моего присутствия он приободрился.

— Не говори так, я про смерть, еще накличешь. Просто мне стало интересно, как поживает мой родственничек, но итак видно, что паршиво, — я чувствовала, что говорю совсем не то.

Христиан вздохнул.

— Решила поглумиться надо мной напоследок?

— Нет, я бы с радостью пришла сюда освободить тебя, но народ Чекстеля считает иначе. Ты слишком много зла причинил им.

— Я знаю, — сквозь зубы процедил Моссада-младший, — это мои поступки, но мне не о чем жалеть.

— Ты не такой гордый и черствый, какого из себя строишь, — сказала я.

— Да? А какой же? — в этом вопросе явно был слышен вызов.

Из моей груди вырвался тяжелый вздох, словно у матери, ребенок которой сморозил очередную глупость. Я подошла к Христиану и нежно погладила его по щеке, говоря:

— На самом деле ты добрый, в меру эгоистичный, преданный своей семье и ранимый. Да, ты именно такой…

— Откуда тебе знать? — на его губах появилась злая ухмылка.

Я внимательно посмотрела в эти глаза шанхайского неба и с улыбкой произнесла:

— Потому что я точно такая же. Мы с тобой очень похожи.

Христиан вздрогнул. В его глазах и чертах лица появилась мягкость. Он осторожно повернул голову и поцеловал мою руку. В этом жесте было столько нежности, что я почувствовала, словно начинаю подниматься ввысь. Наконец нам удалось вернуться к нашему разговору. Я продолжила:

— Ты влип по самые пятки, дорогой Христиан. Но у тебя есть шанс обрести свободу. За мной, если помнишь должок — одно твое желание. Если попросишь, я сегодня же устрою твой побег.

Мне показалось, что Моссада-младший совсем меня не слушал. Он о чем-то крепко задумался.

— Ты слышал, что я сказала?

— Повтори, пожалуйста.

— Ты однажды спас мою жизнь и я до сих пор должна тебе желание…

— Не это, — зло перебил меня Христиан.

— Что же тогда? — непонимающе спросила я.

— То, как ты меня назвала.

— Ты шутишь, — улыбнулась я.

— Нет, Лекс, я серьезен как никогда.

И правда, Моссада-младший не обманывал. По его глазам было видно, что он не шутит.

— Дорогой Христиан…, - произнесла я. — Дорогой Христиан…Дорогой Христан…

Мой голос сорвался до шепота. Наши губы потянулись друг к другу. Я чувствовала, что мы оба не в силах противостоять этому магнетизму. Он был с самого начала нашего знакомства. Это ненависть, которая переросла в ярость, а затем в самые нежные чувства, на которые только способны наши сердца.

— Чего ты хочешь? — шепотом спросила я. — Какое у тебя желание?

— Я хочу поцеловать тебя, Лекс. Я хочу тебя поцеловать.

— Но, а как же твоя жизнь, свобода?

— Ты для меня важнее всего на этой земле. Твой поцелуй и есть для меня самая высшая награда.

— Как скажешь, — холодно произнесла я. Мне стало обидно, что он не попытался спасти свою жизнь. Я ведь понимала, что не смогу перенести его смерть.

Одного моего движения рук хватило, чтобы цепи, держащие Христиана опали. Он улыбнулся мне:

— Когда-то ты сама поцеловала меня…Черт, каким же дураком я был…Столько времени потрачено на ненависть…А сейчас так мало…

— Мало на что? — спросила я.

— Вот на это!