Дети Ноя

Во дворе, с южной стороны, снега — жидкого, грязного — осталось всего на метр, — ясно, что вот-вот из-под него покажется земля. Наконец-то выступил на поверхность гроб нашей Зои — сперва неясный холмик, потом и крышка из грубых досок. Заметив его, Ноэми всплакнула, но Па утешил ее, пообещав, что мы похороним Зою на лугу, как только станет возможно. Но пока что гроб стоит там, словно обломок кораблекрушения, И я тоже не люблю на него смотреть — он омрачает мне всю радость от солнечного дня.

Мы попытались пройти через двор к дороге, но наши сапоги мгновенно наполнились ледяной кашей, и пришлось вернуться.

Высоко в небе пролетели на север три птицы. Что же касается таинственного вертолета, он так и не вернулся. И хотя мы обращались с Продуктами более чем экономно, они все же подходили к концу. Оставалось немного молока, несколько банок консервов и репа; никогда еще наши трапезы не были такими скудными. И вот после особенно ветреной Ночи обнажилась земля: темный клин от порога дома до ворот, которые пока еще подпирает снаружи нерастаявший сугроб.

15

Наконец Па сказал: «Сегодня попробуем выйти, посмотрим, как это получится. Не удастся сегодня, попытаемся завтра, послезавтра, в конце концов пробьемся».

Мы с ним оделись потеплее, словно собирались в полярную экспедицию, прихватили лопаты и веревку. Сестра, конечно, запросилась с нами, но Па, который обычно во всем ей потакает, на сей раз отказал наотрез, сказав, что об этом даже речи быть не может. Она останется с матерью, а попозже, если дорога окажется свободной, мы за ними вернемся. Напрасно Ноэми умоляюще гримасничала и проливала слезы — отец был неумолим.

Когда мы пересекали двор, я искоса глянул на Зоин гроб, косо торчащий из сугроба. Сердце у меня сжалось при виде этого ящика посреди грязного снежного месива, и я поскорей отвернулся.

Ма стояла на пороге, держа за руку Ноэми, и на лице ее читался тоскливый страх.

— Ради бога, поосторожнее! — сказала она, — В случае опасности немедленно возвращайтесь.

— Ну, разумеется! Пошли, Симон! Старайся шагать за мной след в след.

Наши сапоги с громким чавканьем вытягивались из вязкого мокрого снега. Добравшись до ворот, мы атаковали лопатами подпиравший их сугроб и через четверть часа проложили себе через него путь. На дороге снегу было значительно меньше, иногда подошвы даже стучали об асфальт. Отец, шедший впереди, продвигался медленно, опираясь на лопату, как на трость; на плече у него висела связка веревок.

Обернувшись к дому, он в последний раз прощально махнул рукой, и мы стали спускаться в овраг, по которому катились потоки воды. Шум стоял такой оглушительный, что объясняться мы могли только жестами. Вся дорога была завалена рухнувшими пихтами, и мы с трудом продирались сквозь их могучие ветви.

К счастью, мост уцелел, но вверх по течению все русло было забито огромными льдинами, видимо принесенными сюда потоком, — они громоздились друг на дружку, образуя настоящую плотину, через которую перехлестывали тугие серые массы воды, с грохотом разбивавшиеся о тесные стены ущелья. Бурлящая вода вздымалась до самой арки моста, и, когда мы проходили по нему, горбясь и отворачиваясь от ледяной зыби, секущей лицо, я невольно думал: а вдруг эта плотина внезапно рухнет, и нас тут же сметет, унесет разбушевавшаяся стихия? Все же мы более или менее благополучно добрались до другого берега, где идти было значительно легче, так что мы довольно быстро одолели несколько сот метров. Но затем наткнулись на завал из камней и деревьев, через который, хочешь не хочешь, пришлось перебираться. Гул потока немного утих, и я услышал крик отца: «Осторожно, смотри не поскользнись! На-ка вот, обвяжись!» И он бросил мне веревку, которую и сам обвязал вокруг пояса. Я спотыкался о камни, исходил потом, ветки больно хлестали меня по лицу. Окрестности, растерзанные лавиной, стали неузнаваемыми, на большой поляне не осталось и следа от хижины лесорубов.

Вскоре тишина сменилась рокотом другого потока; достигнув его, мы убедились, что здесь мост разрушен, а его обломки, разметанные волнами, ни на что уже не годны.

Я подошел к отцу, который, опершись на лопату, грустно созерцал бешено несущуюся воду. Он взглянул на меня и покачал головой:

— Ничего не поделаешь. А жаль, мы уже столько прошли!

— Тут я заметил ссадину у него на виске.

— Ты поранился? У тебя кровь, вот здесь.

— А, ерунда, веткой царапнуло, — ответил он, вытирая ранку платком.

И в этот миг, случайно подняв глаза, я увидел в туманной мороси на другом берегу человека.

Человек стоял в сотне метров от нас, на середине круто уходящего в воду берега. В том месте все самые высокие пихты были выворочены с корнем, и он, стоя на прогалине, спиной к нам, усердно рубил одно из уцелевших деревьев у входа в ущелье. Похоже, он был настолько занят своим делом, что не заметил нас и не обернулся, хотя мы вопили и махали руками что было сил.