Дети Ноя

Появление первого человеческого существа после более чем двухмесячной изоляции внезапно развеяло тот тоскливый страх, который так угнетал Ноэми и меня и который не могли победить все бодрые заверения отца: страх, что одни мы только и выжили в этом опустошенном катастрофой мире. Он терзал нас и днем и ночью, нам случалось и проливать из-за него слезы. И теперь один лишь вид человеческой фигуры избавил меня от этого гнета.

Отец внезапно перешел от разочарования к возбуждению, мало ему свойственному. Мы кинулись в подлесок, не обращая внимания на колючие кусты и снежные ямы, куда-то и дело проваливались чуть не по пояс. Па продолжал кричать и размахивать руками. Один раз он упал, но тут же вскочил на ноги и снова принялся карабкаться по склону, становившемуся все круче, Внезапный порыв ветра разорвал завесу тумана, и мы узнали в неизвестном человеке Себастьена.

То ли до него все же донеслись наши крики, то ли он почувствовал — он всегда утверждал, что ему «дано такое чутье» — наше присутствие, но он вдруг поднял голову. Выронив топор, он судорожно замахал руками, и мы увидели, что он широко разевает рот. Наверное, тоже кричал, но его голос терялся в реве воды. Мы все трое жестикулировали, как глухонемые, а беснующийся поток тем временем обдавал нас своими ледяными хлещущими брызгами.

Наконец Себастьен указал нам на дерево, где его топор уже оставил глубокую зарубку, и жестами объяснил, что хочет повалить его поперек потока на манер моста. Ущелье в этом месте сужалось метров до пятнадцати, так что план этот, при большой ловкости и мало-мальском везении, был вполне осуществим. Ну а ловкости Себастьену не занимать, и, хотя он уже давно сменил топор на электропилу, все спорые ухватки лесоруба остались при нем.

Выразив нам жестами свою радость, он принялся так яростно врубаться в ствол, что щепки полетели во все стороны. Перед тем как нанести последние несколько ударов, он сделал нам знак отойти подальше. Пихта заскрипела, вздрогнула, замерла, словно раздумывая, потом медленно наклонилась и рухнула, под громкий треск ломаемых ветвей. Верхушка ее утонула в снегу в нескольких метрах от нас, и дерево замерло.

Мы радостно завопили, а Себастьен победно вскинул руки. Однако ему пришлось еще добрую четверть часа сражаться с преграждавшими путь ветвями, обрубая их топором по мере продвижения по стволу над потоком. Мы попытались пойти ему навстречу, но от наших лопат толку было мало, и пришлось нам дожидаться на берегу, ободряя Себастьена криками. Несколько раз он чуть не сорвался со скользкой коры, движения его замедлились — видно, от усталости. Но наконец он вынырнул из спутанных ветвей и, отбросив топор, кинулся к нам.

Это был такой трогательный миг, что я не скоро его забуду. Себастьен обнял и стал целовать моего отца, потом меня. Его усы, мокрые от пота, щекотали мне лицо. Мы говорили все разом, как сумасшедшие, и на глазах у нас стояли счастливые слезы.

Мало-помалу из сбивчивых слов друг друга мы поняли, что обе наши семьи остались целы и невредимы. Жоль почти не пострадал в катастрофе, если не считать того, что часть крыши его дома просела под тяжестью снега. Себастьен не без труда подпер ее балками и тюками сена. Да, им тоже пришлось пережить трудные дни, но зато еды у них хватало, так как они сохранили своих пятерых коров, зарезав двух свиней и засолив их мясо, а кроме того, у них еще оставалось зерно и несколько центнеров картофеля.

Себастьен мотал головой и кричал: «Ну, черт побери, такого снегопада мы отродясь не видывали, мир с ума сошел, ей богу, и чем это все кончится, кто знает?»

Да, он совсем не изменился, наш Себастьен, — так же энергично жестикулировал и вопил во все горло, едва не заглушая шум потока.

Узнав, что у нас почти кончились запасы продовольствия, он тотчас предложил свою помощь: еще немного, и он побежал бы домой, чтобы самому принести нам продукты. Но отец удержал его, сказав, что это не срочно, да и путь долгий, а наши семьи, наверное, уже беспокоятся.

— Ладно, тогда до завтра. Рассчитывайте на меня, — заверил Себастьен, — Я приготовлю все что нужно. Вот увидите, теперь дело пойдет; главное, мы вместе!

— А деревня? — спросил отец, — Вы о ней что-нибудь знаете?