Дети новолуния [роман]

«Может быть — его любимое слово», — сердито подумал старик и вдруг пожалел, что согласился на эту встречу. Странным образом он быстро вернулся в состояние полусонного равнодушия, в каком пребывал обычно, — оживление, навеянное смутной надеждой на некое щекочущее нервы воспоминание, улетучилось, подобно утреннему туману. Всё сделалось простым и обыденным. Он увидел практически незнакомого пыльного субъекта в состоянии нервического возбуждения то ли оттого, что испытывал непреодолимый пиетет к исторической персоне, то ли по причине какого-то личного заболевания. Волосы на затылке выпукло торчали в разные стороны, и старик с сожалением отметил, что собеседник его давно не мыл голову. Ему стало скучно. Захотелось сократить аудиенцию и зевнуть.

Тем временем гость опять вскочил, придерживая портфель у колен, и опять уселся под властным жестом президента. Он только что собирался сказать ему главное, но решимости не хватило. Стали как-то особенно заметны порезы на подбородке и плохо выбритые участки кожи — то ли вследствие выглянувшего солнца изменилось освещение, то ли потому, что лицо раскрасилось пунцовыми пятнами.

— Стало быть, в Новосибирск вы не вернулись, — сказал президент, преодолевая желание, сославшись на нездоровье, уйти. — Да вы садитесь удобнее. Что вы на жёрдочке сидите?

— Да, остался в Москве. Но часто там бываю.

— А я вот не помню Новосибирск, совсем почти и не помню. Наукоград, проспекты… Но мне он часто снится, да, часто. Правда, в фантастическом виде, больше похож на деревню. И жители там все деревенские. И дома… дома тоже простые, деревенские.

«Ну вот, к сновидениям перешёл», — поморщился Скворцов, испытывая совсем нелёгкое головокружение.

— И коты мяучат, и вёдра гремят, и собаки брешут… Всё оттуда, из детства. — На лице старика показалась удушливая гримаса, и он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. — Я не ожидал увидеть вас таким, — вдруг заметил он.

— Каким таким?

— Растерянным, — пояснил старик, но не стал развивать тему, вытянул ноги, сунул свою трубку-пустышку в зубы и недовольно проворчал: — Наташа с чаем где-то запаздывает. Ну что ж, не будем её ждать, давайте, что ли, ваше интервью, Викентий Леонидович.

— А? — встрепенулся Скворцов, как будто ему над ухом выстрелили хлопушкой.

— Да что у вас произошло такое? — удивился старик уже раздражённо, но, по-видимому спохватившись, вывел на лице некий знак сочувствия.

Пятна на коже Викентия Леонидовича вспыхнули цветущим маком. Негнущейся рукой он запустил в нагрудный карман, выудил оттуда платок и, как пресс-папье к чернильным пятнам, приложил его сперва ко лбу, затем к щекам. Про нос он забыл думать, и жирные капли пота так и остались блестеть на пространстве от переносицы до дрожащих ноздрей. Весь вид его указывал на крайнюю степень взволнованности. Казалось, он трусит решиться на что-то необыкновенное. Но вместе с тем в нём чувствовалась какая-то торжественность.

— Ну-ну, Викентий Леонидович, успокойтесь. — Привыкший в общем-то к подобным проявлениям уважения к своей персоне в несколько азиатском духе, президент не придал значения аффектации гостя, хотя и был слегка озадачен, увидев такое в человеке, входившем когда-то в близкий круг. Ему захотелось скорее избавиться от него, и он решительно рубанул: — Давайте ваши вопросы.

Сидевший до этого в позе стула, Викентий Леонидович начал медленно подниматься с той же негнущейся прямотой, удерживая портфель крепко прижатым к телу.

— Видите ли, господин президент, я… я… я пришёл к вам не для того… — выпучив глаза и заикаясь, приступил он и осёкся. Началась было гнетущая заминка, но он с усилием сглотнул, взял себя в руки и продолжил: — И даже если бы я не пришёл к вам, то есть меня бы не пропустили, то всё равно я был бы чист перед самим собой, потому что попытался… попытался выйти на площадь.

— Что-то я ничего не понимаю, — сказал президент тоскливо, намереваясь уже как-нибудь прервать аудиенцию. Он почти закрыл глаза, и со стороны можно было подумать, что он спит.

К этому моменту Скворцов встал уже перед ним в полный рост и выпрямился.

— Где, наконец, ваши вопросы? — нетерпеливым тоном спросил президент.

— А вопросов нет, — как в вату, сказал гость, обливаясь потом.

— Что?

— Это не… не интервью, — пояснил он упавшим голосом.

— Тогда зачем же вы сюда пришли, любезный Викентий Леонидович? — Не поднимая век, президент возмущённо повернулся в кресле к Скворцову.

Тот выдержал трудную паузу, затем перевёл дыхание и, набравшись решимости, тихо (хотя ему показалось, что даже громко), но отчётливо произнёс:

— Я пришёл… вас убить… господин президент.

10.35

Бывают разные виды молчания, а бывает молчание склепа. Именно такое оглушительное молчание тяжёлой плитой накрыло тихую библиотеку старика. И если в эту минуту что-нибудь упало бы на пол, любой предмет, пусть книга или рамка с фотографией, то грохот этого падения был бы сравним с грохотом разорвавшейся бомбы.