Читаем Дети новолуния [роман] полностью

Он остановился перед окном, из которого открывался вид на лесок, уходящий к обрыву, между деревьями была видна долина реки, окрашенная цветом сопревшей зелени. Людей, вышедших на улицу, отсюда видно не было, они находились за углом дома, но их голоса звучали отчётливо. Слышно было, что все радовались приезду молодых, судя по голосам, парня и девушки.

— Вы спрашиваете, что же такое случилось год назад? сказал Скворцов, глядя в окно, практически успокоенно, хотя никто ни о чём его не спрашивал. — Вас интересует только это, вы не задали мне ни одного вопроса, чтобы узнать о чём-нибудь не касающемся вас. Ну что ж… Ровно год назад, как раз в этот самый день, день вашего рождения, стояла ну вот приблизительно такая же погода. Тихая осень. В такие дни все отдыхают за городом. Но это был понедельник, начало рабочей недели, и поэтому мы с семьёй собирались назад в город с утра пораньше, пока движение на дороге не превратилось в сплошную пробку… Я оставляю машину в гараже на другой стороне трассы. Наш дом на этой стороне, а гараж там. Это удобно, там есть охрана, и я пошёл выводить машину из гаража. Я уже выехал на обочину и собирался посигналить им, но они уже сами бежали ко мне… когда… Одним словом, мою жену и дочь сбил невесть откуда вылетевший «мерседес» со спецсигналами… Вы же знаете, они носятся как сумасшедшие. Он ещё притормозил, а потом дал газу и уехал… Обе мои девочки погибли. Жена немедленно. А дочка ещё боролась за жизнь около суток. Или того меньше… Мы потом нашли эту машину и даже доказали, что это она погубила моих девочек. В ней ехал важный чиновник по солидному ведомству, не стану называть его имени. Мне удалось привлечь лишь водителя. Но и того оправдали. Потому что даже водителя важного лица у нас нельзя наказать.

Опять послышался зовущий голос охотничьего рожка. «У неё ж таки получилось», — подумал старик и с сдержанной решимостью легонько пристукнул пальцами по подлокотнику кресла. Потом он протянул руку к стоящему возле секретеру, выдвинул ящик, взял из него пакетик с табаком, набил доверху трубку и щёлкнул зажигалкой. Скворцов торопливо повернулся и выставил вперёд кулак с пистолетом с той интеллигентской неискушённостью к опасности, с какой английский джентльмен грозится зонтиком, прежде чем получить в челюсть. Кверху поплыло сизое облачко ароматного дыма. Это несколько смутило Викентия Леонидовича, но тем не менее он продолжил, ничего не спрашивая:

— Не бойтесь, я не стану устраивать сцен, всё уже зажило. — Под дряблой кожей скул забегали желваки. — Когда это произошло и я… я немного пришёл в себя, мне стало понятно, что я не могу смириться… свыкнуться с мыслью, что всё кончено… и все наказаны. Вот это было особенно непереносимо: я один — и никто не виноват. Вам знакомо, господин президент, это состояние, когда предельно бескомпромиссно понимаешь, что никогда никого больше не будет рядом? Вряд ли вам это знакомо… Такая огромная, знаете, пустота… как бессмертие… Я пытался это прервать, но не так это просто… — Он опять принялся ходить по комнате, помогая руками выразить то, что хотел сказать. Влажная прядь упала на лоб и уже высыхала. — Изо дня в день с утра до ночи, как белка в колесе, мысль моя бесплодно металась в черепной коробке, беременная одним вопросом: где справедливость? в какой системе координат? где?! Теперь это касалось меня, лично, а не народа. И тут меня осенило, что, когда я получу право покарать автора моего горя, всё кончится. Но автора, а не персонажей. Понимаете меня? Ну действительно, не считать же виновным этого шофёра! Нет, он виноват, конечно, но виноват как молоток или, говоря вашими словами, дрель. Он орудие! Он поступает так, как можно… Я чувствовал, я уже знал, что дело не в нём. Я чувствовал это сердцем — хотя пока и не разумом. А в ком тогда? В хозяине его? Но вельможа тоже возник не на пустом месте… А может, не в ком, а в чём? — говорил Викентий Леонидович, всё меньше запинаясь, обретая горячность. — Так я жил долго, много месяцев, пока не решил обратиться к истокам… Вы понимаете, любое явление имеет корни, и если автомобиль с мигалками может безнаказанно погубить людей… граждан, между прочим, то что-то не так в государстве и в головах что-то не так… И это притом, что моё имя не последнее для этой страны. Меня знают, помнят, я отстаивал… — Он задумался. — А что, собственно, я отстаивал, а?.. Вот!.. Но об этом после…

Вспомнился ему зачем-то идиотский эпизод, произошедший с ним минувшей зимой: как шёл по улице мимо и увидел, как рядом дед упал, высокий, кряжистый мужчина. Шёл и упал на ровном месте. Мало ли, поскользнулся. Он кинулся к деду. За руку ухватил, потянул, да сам потерял равновесие и тоже упал. Дед руку выдернул, поднялся и пошёл от него. И опять упал. Он опять к нему на помощь и — опять завалился вместе с ним. Дед ему злобно: пошёл отсюда, отпихивается и — опять повалился. Он за ним… Так и возились. Дед от него, он за дедом, оба в снег… Преглупейшее действо, надо признать.

Перейти на страницу:

Все книги серии Для тех, кто умеет читать

Записки одной курёхи
Записки одной курёхи

Подмосковная деревня Жердяи охвачена горячкой кладоискательства. Полусумасшедшая старуха, внучка знаменитого колдуна, уверяет, что знает место, где зарыт клад Наполеона, – но он заклят.Девочка Маша ищет клад, потом духовного проводника, затем любовь. Собственно, этот исступленный поиск и является подлинным сюжетом романа: от честной попытки найти опору в религии – через суеверия, искусы сектантства и теософии – к языческому поклонению рок-лидерам и освобождению от него. Роман охватывает десятилетие из жизни героини – период с конца брежневского правления доельцинских времен, – пестрит портретами ведунов и экстрасенсов, колхозников, писателей, рэкетиров, рок-героев и лидеров хиппи, ставших сегодня персонами столичного бомонда. «Ельцин – хиппи, он знает слово альтернатива», – говорит один из «олдовых». В деревне еще больше страстей: здесь не скрывают своих чувств. Убить противника – так хоть из гроба, получить пол-литру – так хоть ценой своих мнимых похорон, заиметь богатство – так наполеоновских размеров.Вещь соединяет в себе элементы приключенческого романа, мистического триллера, комедии и семейной саги. Отмечена премией журнала «Юность».

Мария Борисовна Ряховская

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Дети новолуния [роман]
Дети новолуния [роман]

Перед нами не исторический роман и тем более не реконструкция событий. Его можно назвать романом особого типа, по форме похожим на классический. Здесь форма — лишь средство для максимального воплощения идеи. Хотя в нём много действующих лиц, никто из них не является главным. Ибо центральный персонаж повествования — Власть, проявленная в трёх ипостасях: российском президенте на пенсии, действующем главе государства и монгольском властителе из далёкого XIII века. Перекрестие времён создаёт впечатление объёмности. И мы можем почувствовать дыхание безграничной Власти, способное исказить человека. Люди — песок? Трава? Или — деревья? Власть всегда старается ответить на вопрос, ответ на который доступен одному только Богу.

Дмитрий Николаевич Поляков , Дмитрий Николаевич Поляков-Катин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее