Дети новолуния [роман]

Дорогу строили долго, любовно, с большими скандалами, прорубая её напрямую через заповедный, уходящий внутрь города лес. Строили по самым передовым технологиям. Чтобы добиться высокой плотности, на песчаную подушку толщиной в метр укладывали ещё одно основание из гравия, уплотняли отсевом, полученным при дроблении щебня, а затем поверх клали несколько слоёв асфальтобетона.

Состав асфальтобетона подбирали лабораторным путём с учётом запланированного качества дороги, климатических условий, выбирая оптимальное соотношение щебня, битума, отсева от дробления, гравия и минерального порошка.

Причём верхнее покрытие состояло из трёх слоёв: в основание шёл крупнозернистый асфальтобетон, выше — среднезернистый и поверх двух слоёв — плотный.

Весь этот пирог нагревали до температуры от 110 до 170 градусов и затем укладывали на трассу асфальтоукладчиками. Смесь уплотняли вибромашинами, катками, выполняя до пятнадцати проходов по одному отрезку. Через двое суток асфальт застывал.

Сразу после сдачи в эксплуатацию была произведена разметка.

Теперь дорога была готова, закончен последний участок, новенькая, гладкая, как из салона. Ещё не были установлены знаки, радары, посты автодорожных служб. Ещё ни одна машина не пронеслась по её сверкающей коже.

На протяжении километра трепетали государственные флаги с протянутыми между ними гирляндами из разноцветных шаров. Сотня корреспондентов и пара сотен чиновников вот уже полтора часа мёрзли по обочинам трассы. На некотором расстоянии от них скукожился духовой оркестр. Лес был оцеплен в радиусе выстрела СВД.

Наконец вдали заблистали сине-жёлтые огни президентского кортежа.

Все сразу ожили, подтянулись.

— Четвёртый, трёхминутная готовность.

— Вижу. Четвёртый.

— Контроль план Б.

— Исполнено.

— Две минуты.

— Есть. Восьмой.

— Полный контроль.

— Минута.

— Ждём.

— Принимаем.

— Исполнено.

— Прибыли, господин президент.

Выпав из замедляющегося кортежа, президентский лимузин свернул на резервную полосу и остановился напротив широкого тента с горящими газовыми обогревателями по бокам. Начальник охраны выскочил из машины и, озираясь по сторонам, распахнул дверцу президента.

Он бодро вышел из автомобиля, захватив рукой пальто. Именно таким, уверенным, энергичным, спортивным, его привыкли видеть. Он задавал тон. Это было заслугой жены, это она с присущим ей лисьим нюхом на безошибочно угаданный эффект раз и навсегда задала ему алгоритм поведения на людях. А между тем он не чувствовал себя ни энергичным, ни уверенным. Ему совсем не хотелось выступать, улыбаться и быть здесь. Вечером его ждала Даша.

Он улыбнулся и протянул свободную руку для приветствий, прикрыв пальто мокрое колено.

Под тентом стоял стол с горячим чаем. Туда увлёк его Юрий Ильич Супрун, вице-премьер и старый друг, с которым они учились в Саратове. Протокольная чопорность исчезала, стоило им остаться наедине, речь сразу приобретала человеческий вид и сердечность. За ними последовали несколько человек во главе с виновником торжества Ибрагимом Мамедовым, владельцем нефтяных терминалов, стальным королём, строительным магнатом и кем-то там ещё, о чём не говорили вслух, но знали. Все они деликатной группой замерли поодаль и стали пить чай.

— Кравченко говорит, вожаки — липовые.

— Ну, насчёт вожаков ему виднее, — заметил Супрун. — А что до кукловодов, погляди, Коля, вокруг. Думаю, они ближе, чем сценаристы всего этого бедлама. — Он улыбнулся коллегам, которые тихо переговаривались, ожидая начала церемонии. — И потом, оснований для таких вот волнений, согласись, всё-таки предостаточно.

— Ты это о чём?

— Да жалко мне народ наш. Дышать уже нечем. Но и ослабить нельзя — бюджет и так трещит по всем швам, он и без нас дефицитный. Вот и полицейщина. А что прикажешь делать?

— Воровать перестать не пробовали?

— Это вопрос к системе. Это она ворует. А люди — всего лишь винтики в ней. Вот я не ворую. Но попробуй выжить, когда правила не тобой писаны. Если уж бить, то в лоб.

— Спасибо. Я, может, тебя послушаю. Между прочим, если всё так, как вы говорите, то нефть рухнет в самый интересный момент, когда нам будет спокойнее, чем им. Как в девяностом.

— Надо страховаться.

— Страховаться? Это прямой конфликт. Я что, похож на Чавеса?

— Иногда так хочется тупого героизма.

— А мне нет… Веришь, я не знаю, что со всем этим делать.

— Ты не один. У тебя есть команда. Мы все…

— Словом, вот что, Юра, ты не пугайся, но, — он замялся, вздохнул, — но иногда я… ну, в общем, подумываю об отставке.

Лицо Супруна не изменило своего благожелательно-уважительного выражения, но выражение это словно окаменело. Голос слегка дрогнул, когда он спросил:

— Ты это… серьёзно?

— Да. От меня устали. — Он помолчал задумчиво и добавил: — И потом, я и сам устал.

Супрун тронул его за рукав:

— Подожди, Коля, это что, решение?

— Не знаю… думаю пока.

— Послушай, Николай, мы с тобой не в Европе. Это там бегут в отставку с облегчением. Как раз именно тогда, когда припекает. И дают порезвиться свежим. А у нас…

— Поверь, это не случайный разговор. Я пока ничего не решил.