Дети победителей

Через час дорога была забита машинами на километр. Перед отцом стояло три десятка водителей — в основном с чердынского направления, где еще не все знали, кто такой Иван Асланьян. Остальные прорывались по кювету, если позволяла проходимость машины, или стояли в ожидании инспекторов, курили, собирали грибы по белому бору, ибо другого выхода у них все равно не было — они знали, кто такой Иван Асланьян.

Отец, человек невысокого роста, твердо стоял на ногах — мощный, как бык, опустив голову вниз, с глазами, налившимися кровью, с недокуренной сигаретой в зубах. В воздухе висел мат и высокое напряжение агрессии. Один человек перегородил единственную северную трассу!

— Пока милиция не приедет и не замерит следы аварии, никто не проедет, — отвечал он каждому из тех, кто продирался из задних рядов в передний.

— Когда будут эти менты — неизвестно! — орал самый высокий, здоровый и толстогубый водила. — А мне через три часа надо быть на базе! Хочешь, чтоб я тебя сбросил отсюда вместе с машиной?

— Попробуй, — кратко ответил отец — и правой рукой, не двигаясь с места и не сводя с мужика красного взгляда, вытащил из кабины монтировку.

Водила сплюнул на гравий, выматерился, развернулся и ушел к своей машине, в глубину колонны.

Милиция приехала через три часа после происшествия. Сбитый мотоциклист умер еще в машине. Водитель «Москвича-412» получил шесть лет общего режима. Как оказалось, это был крымский татарин, земляк отца, прибывший на Урал, как и отец, под конвоем НКВД. Они были знакомы с ним с 1944 года.

Я еще ничего не успел забыть, как меня нашла Нина Петрова — та самая, по прозвищу Торпеда. Она делила людей на три категории: кого нельзя обмануть, кого можно обмануть, кого обмануть необходимо. Поэтому прежде чем согласиться с ней, следовало бы выяснить, в какой из трех категорий ты сегодня пребываешь.

— Что делаешь?

— Ищу человека, — ответил я.

— Я уже нашла его.

Оказывается, Торпеда договорилась с каким-то богатым армянином, что я возглавлю предвыборную кампанию этого заводчика — по проводке в городскую думу Николаевска десяти отборных сотрудников его предприятия.

Да, моя деятельность приобретала масштабный характер. Богатый армянин, может быть, мой дальний родственник, посол исторической родины, кавказский характер… Я как-то быстро полюбил его, дарагого, еще не договорившись о цене.

— Сегодня в 16:00 мы должны встретиться с ним возле японского ресторана, — поставила она торжественную точку с видом неумолимой победительницы.

Место встречи мне тоже понравилось, поскольку я ни разу не пробовал самурайской пищи. Я был уверен, что армянин, широкая натура, позовет нас туда, в Страну восходящего солнца, где все живут долго и богато, в тени цветущей сакуры.

У меня в Перми есть троюродная сестра-армянка Таня. Как-то она пригласила меня в гости — приехал богатый родственник из Абхазии. Таня накрыла стол: коньяк, фрукты, шоколад. На прощание родственник подарил нам по две горсти сухого лаврового листа.

С тех пор мы с ней нежно называли заезжих армян «лаврушечниками».

Но мечта встретить когда-нибудь настоящего «гая» не оставляла меня. Может быть, эту иллюзию мне подсознательно внушил отец, которого я не воспринимал иначе, как античного героя. Но героев много не бывает, правильно? Кроме того, я хорошо помнил, что в XVIII веке армянские купцы скупали крепостных девушек в России и увозили в Персию для продажи в гаремы. Любить этих «черных» мне было не за что. Как и «белых», продававших своих единоверцев. Точнее, этих «белых» я за людей не считал.

Но на встречу с богатым заказчиком мы пришли первыми. Армянин подъехал на серебристом «мерседесе», вышел и направился прямо ко мне, поздоровался за руку и только потом кивнул женщине. Петрова повела головой в сторону — скорбно заметила свою кавказскую недооцененность.

— Пакушаем, — просто пригласил нас великий человек коротким кивком в сторону ресторана — и прошел первым. Поднялись по наружной лестнице метра на три и свернули налево, в открытый павильон. Мы с Ниной молчали, пораженные масштабом армянского предпринимателя, который каждый день может обедать в японском ресторане, или в итальянском… Или вообще — может обедать.

Армянин сел за угловой столик, раскрыл меню. Бизнесмен, как и подобает серьезным людям, был немногословен, сосредоточен и здоров, о чем говорил лепестковый свет, исходивший от гладкой кожи его лица. Впечатление усиливал классический, овальный, будто персик, нос и откровенный живот, декоративно прикрытый светлой рубахой навыпуск с короткими рукавами. «Эти мятые рубахи, купленные в Лондоне, — самые дорогие», — вспомнил я слова своей жены. Официанты узнают таких клиентов по запаху, как натасканные собаки.

Меню лежало перед каждым — с фотографиями блюд и английским текстом. Я ни разу в жизни не пробовал таких деликатесов, о чем тут же сообщил армянину.

— Бэри вот эта! — ткнул он пальцем.

Понятно, что Нина подглядела, но заказала себе другое, правда по той же цене.

— Что пить будем? — спросил армянин. Начало мне понравилось.

— Красное сухое, — ответила Нинка.