– В ней нет ничего особенного, – заметила наместница, обратившись к магистру Илане. – Я ожидала большего.
Илана неопределенно пожала плечами:
– Все мы когда-то были детьми. Она хороший ребенок – послушный и старательный. Чего более?
– Самые подходящие качества для наместницы, – с горькой иронией заметила Энрисса и снова взглянула на девочку:
– Значит, ты собираешься стать наместницей после меня, Саломэ?
– Так сказал король, ваше величество.
Голос девочки дрожал – только сейчас, оказавшись лицом к лицу с Энриссой, она осознала, что новую наместницу избирают, когда умрет прежняя, и она исполнит свое предначертание только после того, как не станет этой красивой златовласой женщины. А ведь она совсем еще не старая, не старше мамы! Мама ведь долго не умрет, но тогда получается, ей придется ждать много-много лет? И когда король вернется, она будет совсем уже старая и некрасивая? Саломэ растерялась, но продолжала стоять на своем:
– Он выбрал меня своей королевой, он сам так сказал.
– А ты знаешь, что мы с тобой родня, Саломэ? Твоя мама – моя кузина, значит я – твоя тетя.
– Я не знала, – девочка опять залилась краской.
Наместница улыбнулась:
– Мы даже похожи, – и повернулась к Илане, – значит, король сам ей сказал о своем выборе?
– Ваше величество, так говорит девочка. И я не вижу причины с ней спорить. Это никак не меняет положение дел.
– Да, я знаю. Хорошо. Приводите девочку ко мне дважды в неделю, по средам и пятницам в это же время. Если ей суждено стать наместницей, то пусть получит хотя бы примерное представление о том, что ее ждет, – Энрисса кивнула переминающейся с ноги на ногу Саломэ, – иди поиграй в оранжерее, дитя, мне нужно поговорить с госпожой Иланой наедине.
Саломэ отошла от кресла наместницы и свернула направо, туда, где призывно горели крупные розовые цветы, усыпавшие ореховое дерево. В орденском саду орех отцвел еще ранней весной, но здесь бутоны только что распустились. Девочка провела рукой по теплому стволу и внезапно услышала странный шорох за своей спиной, там, где в кадках росли фруктовые деревья.
Она тихо, на цыпочках, чтобы не спугнуть, пробралась между кадками, и возле маленького персикового деревца наткнулась на виновника шума. Загорелый мальчишка примерно ее лет в голубой рубашке и коротких штанах, пригнувшись, собирал персики в свой дуплет, завязав рукава узлом. Девочку он не заметил, пока она, став за его спиной, не спросила:
– А разве можно рвать фрукты в оранжерее без спроса?
Мальчишка не торопясь обернулся и, прежде чем ответить, внимательно осмотрел неожиданную помеху с головы до ног:
– А ты всегда задаешь глупые вопросы, или только сегодня?
– Почему это мой вопрос глупый?! – Возмутилась Саломэ.
– Потому что глупо задавать вопросы, ответ на которые ты и так знаешь, – пояснил мальчик, подобрав тем временем последний откатившийся в сторону персик. – Разумеется, рвать фрукты в оранжерее могут только садовники. И если ты сейчас спросишь: «тогда зачем ты это делаешь?», я окончательно поверю, что девочки не отличаются умом.
– Может я и не отличаюсь умом, но ты уж точно не отличаешься вежливостью!
– Ты права, – неожиданно миролюбиво согласился мальчик и протянул ей персик, – вот, возьми, он сладкий. Меня зовут Леар, а тебя?
– Саломэ, – ответила девочка, окончательно растерявшись – как себя вести с этим странным мальчишкой? Но персик она взяла.
– Саломэ? Королевское имя. Его носили двенадцать наместниц.
– Так звали мою маму до того, как она стала белой ведьмой.
– Твоя мама – белая ведьма? – Удивился Леар, – разве у них бывают дети? Погоди, да ты и сама в синем.
– Мама перестала быть ведьмой, когда встретила папу. А я послушница ордена Алеон. Уже целый год.
– А я герцог Суэрсена и ученик Хранителя. Уже два года. Да ты ешь персик, я ведь все равно его уже сорвал.
Он провел девочку по узкому проходу туда, где переплетенные лианы образовывали нечто вроде укромной беседки. Они сидели на скамейке, ели персики, и в самом деле сладкие, истекающие соком, Саломэ испачкала руки и платье, и разговаривали. Леар рассказывал о жизни при дворе, о книгах в библиотечной башне, о забавных привычках старого Хранителя, которого, несмотря на снисходительный тон, похоже, искренне уважал.
Саломэ, в свой черед, делилась смешными случаями из жизни учениц ордена, вспоминала дом – отца, маму, младшего брата. Леар о своей семье молчал, но слушал с интересом. Он вообще оказался на удивление внимательным слушателем, и, как Саломэ убедилась после, не забывал ни слова из услышанного. Персики скоро закончились, улики в виде косточек аккуратно зарыли под деревом, было видно, что Леару не впервой заметать следы преступлений, а под ногтями Саломэ снова появилась черная полоска грязи.
– Ты накормил меня персиками, потом мы зарыли косточки, и я испачкала платье, и все время поворачивалась боком, чтобы спрятать пятно. Боги, кажется, с тех пор прошла целая вечность!
– Саломэ, – Хранитель отошел от окна и остановился перед наместницей, наклонив голову так, чтобы видеть ее глаза, – я люблю тебя. И хочу, чтобы ты стала моей женой.