Дети порубежья

– Для тебя все просто, не так ли? Если может выбрать, значит, имеет право. Но это право сильнейшего!

– Все в мире определяется этим правом. Так уж устроен человек, и этого не изменить никакой магией. Ты приняла решение, и у тебя была возможность это решение осуществить. Это и есть твое право.

– Значит, я правильно сделала, что использовала твой род? Что же ты так возмущался минуту назад? Если я сильнее – смирись!

Леар одним рывком оказался возле нее и схватил эльфийку за руку, сильно сжав кисть:

– Ты не сильнее меня, Далара! – Он продолжал сжимать ее пальцы, – и мне решать.

– Пусти, – прошептала она, – мне больно.

Хранитель отступил, опомнившись. Волна ярости неохотно улеглась. Осознание ледяной иглой пронзило висок: «В тот раз было точно так же. Чанг не лгал. Я убил ту девушку». Он судорожно сглотнул:

– Что ты сделала из меня, Далара? Что я такое? Я мог убить тебя, здесь и сейчас. И ты была бы не первой. Я не знаю теперь, скольких я убил. Не помню, – он закрыл лицо руками.

– Сядь, успокойся, – женщина плеснула вина в кубок и протянула Леару. – Какие убийства, о чем ты говоришь? – Но он услышал притаившийся в ее голосе страх.

Она слушала внимательно, и про дом удовольствий, и про девушку, продававшую себя, чтобы заработать приданое, и про неудачливого мстителя, не дожившего до суда. Про наместницу, разрывающуюся между старой дружбой и ужасом, про Чанга, с омерзением выручившего Хранителя ради спокойствия в государстве. Леар заслуживал узнать правду, но выдержит ли он? Когда Леар замолчал, наступила ее очередь говорить:

– Ты никого не убивал. Убийца – твой брат, Элло. Когда порвались узы, он сумел зацепиться за тебя, остаться жить в тебе. Он боялся, что ваши родители опознают его, и поэтому… – она замолчала, не в силах продолжить.

– …Это был я. – Леар сгорбился в кресле, по его лицу текли слезы, но он не замечал их. – Теперь я помню.

…Переплетение двух тел в серебряном лунном свете – молочно-белая кожа женщины, темная, почти черная – мужчины. Рукоять кинжала в ладони, словно была там всегда, словно продолжение руки, и единственно возможное движение, вспоровшее молочную белизну…

Он задыхался, было нечем дышать. Далара продолжала говорить, что-то о предсказаниях, о Твари, о Звездном Провидце, он уже не слышал, погружаясь в мутную трясину сна.

– Вот мы и встретились, брат. Ты ведь рад? – В этом сне они не были детьми. Элло стоял перед ним, высокий, золотокожий, ясноглазый, и улыбался. – Теперь мы всегда будем вместе. – Он протянул руки, чтобы обнять брата.

Леар отшатнулся, отступил на шаг, пытаясь избежать братских объятий, но руки Элло обернулись вокруг него кольцом змеиного тела, и бежать стало некуда. Элло оказался совсем близко, еще ближе… и вот Леар уже не мог различить, где он, а где его близнец, они слились в одно омерзительное существо с телом змеи и двумя головами. Он закричал, но вместо крика из его горла вырвалось пламя…

Леар очнулся. Далара трясла его за плечо (у него снова были плечи и всего одна голова). Кошмар закончился. Он откинул ее руку и сказал сам себе:

– Я справлюсь. Он всегда был сильнее, но я справлюсь, – и повернулся к Даларе, – так даже легче. Теперь я знаю, что это не я. Он думает, что победил. Но я справлюсь, – и, без всякого перехода, – я согласен. Завтра я разорву эту глупую помолвку, невеста будет только рада. Мы поженимся в Суреме и вернемся в Суэрсен. Знаешь, я должен бы тебя возненавидеть, а не могу, – Леар улыбнулся, – раз даже теперь не могу возненавидеть, значит, люблю.

Далара отвернулась, ее щеки горели: любит… проклятье, она думала, что самое страшное уже позади. Ну что ж, если так, она снова будет лгать, и снова ради великой цели. Говорят, что благие намеренья приводят в посмертии прямиком на раскаленный песок. Ей не узнать, она, на свою беду, бессмертна. Эльфийка кивнула:

– Будет так, как ты хочешь, – женой так женой, так даже справедливо – круг замкнулся. Главное, чтобы он не просил любви в ответ. Этого она дать не может… не умеет, не знает, как это – любить.

***