Дети порубежья

Псы Хейнара потратили драгоценное время на пустые расспросы, и теперь Ир сомневался, что его магия способна пробудить в Мэлине желание жить. А без этого невозможно исцелить душу. Лекари, врачующие тело, давно заметили, что желание больного жить – половина выздоровления. А душа – материя куда как более тонкая, ее эликсирами и мазями не залечишь…

Магистр в раздражении прошелся по комнате: знать бы, какой затейник придумал эти узы близнецов! От них за три версты несет эльфийской магией, только какой-то порченной, с гнильцой. А разбираться в эльфийских чарах для мага Дейкар – все равно что простому смертному голыми руками уголья из костра таскать.

Разговаривать с Мэлином было бесполезно: на прямые вопросы он отвечал, но не более того. Быстрый опрос показал, что мальчишка понятия не имеет о природе своей магии и не знает даже, как ее использовать. Заводилой был старший брат, но придется работать с тем, что есть. Ир заранее сморщился, словно ему предложили хлебнуть уксуса, и приготовился к бессонной ночи.

***

Защитная оболочка вокруг Мэлина пошла трещинами, и в них хлынула боль. Он стягивал прорехи, но не успевал: пока латал одну, появлялись две новых. Стена вокруг него истончалась, таяла, и, наконец, обрушилась горстью праха. Юноша увидел себя со стороны: он стоял на обломке скалы, гладком куске черного гранита с неровным сколом, плывшем в океане огненной лавы. Лава медленно поднималась вверх, лизала его ноги, и каждое прикосновение отзывалось невыносимой болью. Воняло серой и тухлыми яйцами, жгучий пар забивал легкие. Выкашливая ошметки крови и слизи, он боролся за каждый вздох.

Ир стиснул зубы и промокнул рукавом робы выступивший на лбу пот: разрушив защиту Мэлина, он подставился под удар – всего лишь слабый отголосок боли, овладевшей мальчишкой, вырвал у магистра глухой стон. Ир заставил себя забыть о боли и положил ладонь на горячий лоб юноши. Теперь он был там, в пылающем кошмаре, невыносимом даже для магистра огненного ордена. Ир брезгливо посмотрел на скорчившегося в агонии Мэлина:

– Что, нравится? Впервые вижу человека, так наслаждающегося болью. Тебе не здесь надо быть, а в борделе. За золотую монету девицы будут тебя пороть всю ночь напролет.

Мэлин не понимал, кто этот раздраженный человек в красной робе, что он делает здесь, но чувствовал исходящее от незнакомца презрение, слышал злую насмешку в его словах и, несмотря на боль, в нем проснулось возмущение:

– Убирайся, – он думал, что кричит, но на самом деле шептал едва слышно.

Но чужак только ухмыльнулся:

– Хочешь красиво страдать в одиночестве? Без зрителей? Нет, я посижу здесь, полюбуюсь. Тебе нравится испытывать боль, а мне смотреть, как ты это делаешь.

– Я не хочу! Мне не нравится!

– Не верю. Ты же сам загнал себя сюда.

– Нет! Нет! Это Ллин, – юноша плакал, и слезы дымились на его щеках, – он оставил меня одного! Я не могу один!

– Как у тебя все просто: во всем виноват покойник, легко и удобно – он ведь не вернется, чтобы возразить. Но я не дам тебе отсидеться за чужой спиной, щенок.

– Так это ты?! – Взревел Мэлин, – это ты все разрушил! – Он рванулся к ухмыляющемуся незнакомцу, но оступился на гладком камне и соскользнул вниз, в последний миг успев зацепиться за небольшой выступ, и по пояс оказался в раскаленной лаве.

– Я, я, – подтвердил Ир, наклонившись над мальчишкой, – ну же, разжимай руки. И все закончится. Куда быстрее, чем дрожать от страха в той дыре, куда ты забился. Ты ведь не можешь один, не так ли? Или тебе помочь? – Маг протянул руку к побелевшим от напряжения пальцам Мэлина. – Только вот в чем? – Задумчиво произнес он, – вверх или вниз? Вверх – и ты жив, вниз – и ты мертв. Все просто. Только реши, чего ты хочешь. Твое время истекает, мальчик. Слышишь, как падают капли в клепсидре? Кап, кап, кап…

– Я… я не знаю, как! Я никогда не был один! Меня нет на самом деле!

– Тогда разожми руки. Тебе ведь незачем жить.

«Незачем, незачем, незачем» – эхом отозвалось в голове Мэлина. Он никогда раньше не задумывался, для чего живет. Мэлин существовал, чтобы быть частью единого целого. Но что делает это целое… да какая разница? Значение имел только брат, вернее, слитое воедино создание «я-мы», которым они являлись, их желания, их воля. Ллина больше нет, но есть Мэлин. И есть Тэйрин, отвергшая их. И есть ее жених, убивший Ллина, разорвавший связь, причинивший Мэлину эту боль. Он улыбнулся, забыв про лаву, и улыбка перешла в торжествующий смех:

– Я хочу жить, слышишь! Я знаю, для чего! – И он протянул руку терпеливо ожидающему незнакомцу, – помоги мне!

– Помогу, – кивнул тот, – вытягивая Мэлина наверх. – Помогу. У нас будет много времени. Целая вечность.

***