Другие, не участвуя в заговорах, привычно отстранились от решения проблем, надеясь отсидеться по давней привычке[7]. Одни решили отсидеться в поместьях, другие при царской семье. Суть одна — придворные не хотели отвечать, надеясь в очередной раз получить преференции, пользуясь связями при дворе и козыряя древностью рода.
Не в этот раз. Валуев и прочие члены хунты оказались готовы и как только царедворцы привычно самоустранились от работы, их быстро устранили от власти. Несколько десятков царедворцев коротали ныне время с Романовыми, мало чем отличаясь от представителей Дома унылым настроем и склонностью к алкоголизму.
Пьянство и короткие интрижки едва ли не виду у всего общества, сменялись короткими периодами покаяниями и истеричного благочестия.
— Бог, он всё видит! — Экзальтированно выкрикнула Дагмара, высунувшись зачем-то в окно и потрясая томиком Евангелия.
Почти тут же прогремел взрыв и несостоявшаяся императрица исчезла в огненном смерче. В смерче исчезли и остальные члены Дома Романовых, которых (совершенно случайно!) собрали в этот день в правом флигеле Александровского дворца.
Полковник Истомин, сняв фуражку, перекрестился, не обращая внимания на хлопья пепла, падающие на плечи и лысую, моментально взмокшую голову. Вину свою он осознавал, но пошёл на такое деяние вполне осознанно, пусть и по приказу. Боевой офицер ни за что не стал бы раскачивать судно, но если оное попало в шторм, а капитан выказывает некомпетентность, то если следует сменить, пусть даже и силой оружия.
Мятеж, предательство… как угодно называйте. Пока капитан выполняет свою работу, он Первый после Бога. Пока… В голове у Истомина билась единственная мысль:
— Тройной… три взрыва, почти слившиеся в один… кто ещё!?
[1] Сплошная линия фронта, делающая невозможной не только маневренную войну, но и наступательные действия вообще.
[2] Здесь — разведчиков из пехотных и кавалерийских частей, не относящихся к казачьим формированиям.
[3] Желающие могут поинтересоваться историей Балкан в период ПМВ, ВМВ и периодом развала Югославии — никаким славянским единством там не пахло.
[4] Она же Мария Фёдоровна после принятия православия, супруга Александра Третьего, в этой истории так и не ставшего монархом.
[5] Николай Второй в Реальной Истории.
[6] Супруга Александра Второго.
[7] Во время Гражданской представители придворной аристократии не проявили себя никак. Незначительное количество (фактически на пальцах рук) оных некоторое время изображало деятельность в тыловых и штабных организациях Белой Армии, и на этом всё. Большинство почти тут же удрало в Европу, где принялось заседать во всевозможных комитетах и доить европейские правительства. В дальнейшем придворная аристократия почти в полном составе сотрудничала со ВСЕМИ врагами Советской России, вплоть до Гитлера. Кто не смог (или побрезговал) службой против России, и потерял при этом состояние, поднялись не дальше таксистов, водопроводчиков и проституток.
Глава 36
Представленная техника и вооружение настолько впечатлили хунту, что Фокадан получил самые широкие полномочия, но неформально. Числился попаданец ныне частным предпринимателем, всего-то сотрудничавшим с армией. Официальным главой Технического Комитета стал генерал Беляев, грамотный инженер, перескочивший после начала Революции через звание. Неофициально же Беляеву велели прислушиваться с Фокадану и верить ему, как самому себе.
— Сам понимать должен, брат, — чуточку фамильярно повествовал подвыпивший Черняев на банкете по завершению испытаний, — к иноземцам на Руси ныне подозрительно относятся.
— Сам-то! — Засмеялся такой же нетрезвый попаданец, — мать у тебя кто?
— Француженка, — согласно кивнул фельдмаршал под смешки Бакланова, — вот потому я должен быть выше подозрений — стать более русским, чем самые что ни на есть русские.
— Эк завернул, — хмыкнул Яков Петрович, — но прав, чего уж там. Черед годик-другой эта ерундистика с национализмом должна поутихнуть малость, а пока ничего поделать не можем. Одни только еврейские погромы чего стоят.
— Не скажи, Яков Петрович, — поднял палец генерал Агранов, взлетевший в высокие чины уже после Революции (за столом таких добрая половина), — с евреями не всё так однозначно! Гоняют кого? Спекулянтов да ворьё! Ремесленников я защищаю и защищать приказывал. Беда в том, что у них сапожник, к примеру, может ещё и какими-то гешефтами незаконными заниматься. Вроде чистый сапожник, ан глянешь — ещё и скупкой краденого промышляет, иль водку гонит на продажу. Скажешь, не так, Иван Ильич?
— Так, — угрюмо отозвался полковник-кантонист[1] из крещёных евреев, — всё так. Как вспомню наше местечко, так вздрогну. Отец у меня на этом погорел — честный портной, да пришли уважаемые люди и попросили сделать что-то для других уважаемых людей. Мимо ребе и верхушки жить там не получится, вот и сделал раз, да другой. А на третий пришли полицейские и отца взяли.
— Уважаемые люди откупились, — понимающе кивнул Фокадан, — а тебя в кантонисты?