Местные обитатели почти все ныне на промысле — торгуют, попрошайничают, занимаются воровством, мелкими афёрами… Честных тружеников здесь в общем-то и нет, если не считать торговок снедью да проституток.
Немногочисленные аборигены, оставшиеся в комнате, либо больны, либо пьяны до изумления. Чаще же — больны и пьяны.
— В трактир зайдём? — Поинтересовался старовер брезгливо.
— Зайдём, — согласился Фокадан, надо же составить полное впечатление.
— Два трактира в подвале, — басил Рудников, неторопливо спускаясь по лестнице, — куда прёшь, зараза!? Не видишь, господа идут?
Незадачливый обитатель ночлежки, допившийся, похоже, до белой горячки, награждён могучей оплеухой, спустившей бедолагу с лестницы.
— Два трактира, — продолжил полицейский, — Пересыльный и Сибирь. В Пересыльный заходить не стоит, публика там самая скотская — из тех, что за пятачок ночует. Одним смрадом дух вышибить может. Я на что привычен, а и то порой мутит. В Сибири публика почище — Иваны, аферисты, каталы, съёмщики. Да, господа хорошие — съёмщики здесь та ещё публика — каждый первый если с кистенем подрабатывает, так краденое скупает иль ещё какой пакостью подрабатывает.
— Да уж догадываемся. — пробурчал Конан, — обменявшись с Рудниковым взглядами. Оба великана явно прицениваются, примериваются… Алекс знал, что пройдёт несколько дней, и они сперва подерутся, затем напьются… и будет у Конана ещё один друг в Москве.
Сибирь в подвале и несмотря на дневное время, народу собралось немало. Уголовные рожи с интересом глядят на необычную компанию…
— Ишь, тиатра вам, — погрозил Рудников кулаком, — нечего глазеть!
— Выпьете? — Поинтересовался кабатчик с одутловатой мордой и заплывшими свиными глазами, щербато улыбаясь.
Попаданец даже не стал отвечать, вглядываясь сквозь полумрак, слабо разбавленный чадными огоньками коптящих светильников и огрызков сальных свечей, стоящих кое-где на столах. Посетители почти поголовно курят, да такую ядрёную дрянь, что дым мешает не только дышать, но и видеть.
Столы и скамьи грязные, колченогие, стены помещения покрыт копотью и потёками чего-то непонятного — как бы не крови.
— Кровь и есть, — подтвердил городовой, заметив интерес, — частенько здесь кого-нибудь убивают, да редко известно становится.
— Серьёзно? — Поинтересовался Алекс, не скрывая ехидства.
— Я-то всё знаю, — не смутился Рудников, пожав широкими плечами, — но если нет тела и нет заявления о пропаже, то с чего шум поднимать? Не та эта публика, о которой печалиться стоит.
Поднялись наверх, оскальзываясь на грязных выщербленных ступенях, и снова Хитровка. Воздух показался удивительно вкусным… по крайней мере, дышать можно.
— Это вовсе уж поганый домишко, — гудел полицейский, — есть и получше — крестьяне где ночуют, там поспокойней. Приезжают когда в Москву, так где им остановиться? Если родня да знакомые есть, так и хорошо, но не каждому так везёт. Вот и идут сюда, пятачки за ночлег платят. Артелями ходят, поодиночке тут пропадёшь, сами видите, господа хорошие. Разденут, разуют, да по голове стукнут.
— Есть и похуже домики, — процедил старовер.
— Как не быть, — кивнул Рудников, — не без этого. Проститутки из самых дешёвых, сифилитики, чахоточники — дно местное, которым ниже некуда. Можем и посетить такие, но помимо вшей ещё и заразу какую подхватить можно.
— Глянем, — бросил Фокадан и городовой продолжил экскурсию по узким коридорам и переходам, полуразрушенным лестницам. Чужой здесь потеряется и скорее всего, не выберется! На то и рассчитано.
Большая часть Хитровки — подземная. Подвалы глубокие, нередко в несколько ярусов, потайные. Подземные ходы часто ведут куда-то далеко от площади, и по некоторым деталям можно понять, что соединяются они с подземным городом[8] как бы не на всей территории Москвы.
— Побродить бы здесь с миноискателем, — мелькнула мысль, — столько интересного найти можно… Пока есть ещё подземный город, пока его не затопили, не забетонировали… мечты.
— Карамора! Сашка! — Заорал внезапно Рудников, и невнятная фигура, плохо видимая в подземелье, замерла покорно. Городовой подскочил к фигуре и отвесил затрещину, от которой человек упал.
— Что сразу я? — Раздался плаксивый мужской голос, после чего последовал ещё один удар, уже сапогом.
— Я тебе что говорил? Не появляться здесь! — Выговаривал городовой, — сбежал с каторги, так не отсвечивай. Где хочешь, не моё дело! В следующий раз возьму, понял?
— Беглый? — Вяло поинтересовался Конан.
— Он самый, — не стал скрывать Рудников, нимало не смущаясь.
Выбравшись на поверхность, решили наконец пройти по рынку.
— Орловец, — мотнул головой старовер на степенно выглядящего монаха. Расспросы прояснили ситуацию, монах оказался профессиональным нищим, такие целыми кланами жили в доме, принадлежащем Орлову — здесь же, на Хитровке.