Дети Революции

— Люди и фавны не рождаются добрыми или злыми, Глинда. Добро или зло в целом - понятия, к которым не стоит испытывать излишнего доверия. Мы можем наблюдать это везде — особенно в дикой природе. Стая волков, загнавшая оленя, будет полагать, что они сделали добро, накормив его мясом беспомощных щенков и обеспечив себе ещё один день жизни. Я думаю, не стоит говорить о том, что об этом подумал бы несчастный олень...

Задумчиво постучав тростью по крыше, Озпин продолжил.

— Самое страшное, что я когда-либо услышал, пришло однажды от одного человека, творившего ужасные, кошмарные вещи, по сравнению с которыми меркнут все преступления Адама Тауруса. Я вступил с ним в схватку, я остановил его, и я спросил его, зачем он творит подобное. И знаешь что он ответил мне?

Глинда вопросительно взглянула на своего наставника, задумчиво смотрящего вдаль.

— Он ответил, что делает всё это, чтобы спасти мир. И он был абсолютно искренен.

Покачав головой, Озпин продолжил.

— Добро и зло можно уверенно применять, лишь говоря о гримм. В других же случаях стоит помнить о другом. О потенциале, который можно обратить как во зло, так и во благо. И в Адаме Таурусе я вижу этот потенциал. Будем надеяться, что в этот раз он приложит его во вред не нам, но нашим оппонентам. Кроме того...

Озпин некоторое время молчал. Молчала и Глинда, слушая старого друга.

— Ты знаешь кто я, что я. Я долгие тысячи лет противостою Салем. Я знаю её так, как никто другой. Если всё то, что сказал Адам Таурус правда, а, судя по словам Кроу, в его словах есть хотя бы доля истины, Салем решила использовать в своих планах людей и фавнов. Она делает это не в первый раз — но в этот, она доверяет им судьбы, большие чем участи слепых марионеток, танцующих следом за дёргающимися нитями. Салем хорошо изучила людской род. Превосходно. Всё это время, она наблюдала за людьми, за фавнами, за нашим обществом и нашими ценностями. Она знает нашу силу и наши слабости. И, если она считала, что Адам Таурус будет сражаться на её стороне...

Озпин сощурился, снова опираясь на трость.

— То что же заставило её ошибиться?

* * *

Отчёты. Бесчисленные горы отчётов. Доклады, заявки и докладные записки. Утверждения приказов, разрешения, запреты и указания. Для её братьев, более удачливых и не наделённых той ответственностью, что вечно висела у неё на плечах, их война, их революция шла там - на шахтах и фабриках Шни, среди толп протестующих, в городских гетто и в деревнях посреди диких земель.

Для неё война превратилась в удушающие горы бумаги. Каждому из отчётов и докладов следовало уделить внимание. На каждом надо было поставить своё заключение. Любая невнимательность, любая оплошность могла подставить Белый Клык под угрозу. И она не собиралась этого допускать.

Сиенна Хан поставила свою подпись на последнем из документов и, прикрыв глаза, откинулась на спинку кресла, разминая ноющую от долгих часов письма ладонь. Из под полуприкрытых век она оглядывала свой кабинет — до смехотворного маленький в сравнении с величественным Общим Залом, где проходили митинги и собрания её братьев и сестёр, где, под длинными полотнищами с вышитыми гербами Белого Клыка, в окружении упирающихся в потолок колонн, стоял её трон, на котором она восседала во время официальных приёмов.

По крайней мере, это кресло было мягче.

Из небольшого окна доносился пронзительный ор птиц, радующихся утру. Шелестела листва стоящего напротив дерева. Под ярким мистральским солнцем разгуливали фавны Белого Клыка, наслаждаясь ярким солнцем и прекрасной погодой.

А она торчала тут, в окружении бумажных гор. Сиенна с печалью взглянула на противоположную стену, на которой была закреплена тонкая серебряная цепь, на конце которой было небольшое лезвие с синим праховым кристаллом в центре. Ещё несколько таких же лезвий собирали пыль, закреплённые поверх цепи.

Давно же она не выходила в поле.

Тигриное ухо — её фавновское наследие, украшенное двумя золотыми серьгами, дёрнулось и Сиенна выпрямилась в своём кресле.

В дверь постучали, а затем в неё вошёл один из её братьев, удерживая в руках небольшую папку.

— Наблюдатели, посланные в Вейл вышли на доклад, мэм. Они получили информацию и сворачиваются, — доложился он, передавая ей папку.

— Почему так долго? — поинтересовалась Сиенна, принимая папку.

— На рейсе в Вейл прошёл досмотр. Пришлось ждать следующего, он был через десять дней.

Кивнув, Сиенна раскрыла папку, просматривая документы и фотографии.

Доклады бойцов. Фотография подземного помещения, полностью выжженного огнём. Среди углей выделялись только куски пластика, оставшиеся от компьютера и обгорелые останки шкафов. И наконец, последние фотографии, мутные и нечёткие, сделанные со свитков.

Адам Таурус, бросающий вызов собственным братьям. Позади него — незнакомый ей фавн и Блейк Белладонна. Затем фотографии четвёрки других охотниц, сражающиеся с Адамом плечом к плечу, против Белого Клыка. Охотниц, среди которых была и наследница Шни. И, наконец, Адам, обнимающий Блейк, рядом с которой стояли четверо охотниц.