Дети Робинзона Крузо

Дружка-приятеля Икс, конечно же, встретил в пивнушке. Тот опохмелялся недалеко от его дома в обществе невообразимо огромной дамы, настоящей великанши, прямо женщины-башни. Она не была толстой, просто очень большой – плоское лицо, могучие ляжки и ягодицы, обтянутые летним сарафаном.

– Что смотришь? – сказала женщина-гигант Иксу, которого мучило похмелье. – Присаживайся. Чего, колбасит? – и она хмыкнула низким грудным рыком. – Да не бойся, присаживайся. Считай меня баскетболисткой.

– Ожившей статуей, – хихикнул ее спутник. Она посмотрела на него ласково, и он добавил: – Горной тролльчихой, – поднял указательный палец, – тамошней королевой.

Икс поморгал, провел языком по сухим губам. Подумал, что по-модному одетый кавалер великанши балансирует между радостью растворяющегося похмелья и близким алкогольным нокаутом. Что тот немедленно продемонстрировал: обняв как-то сбоку даму-гиганта (на миг в затуманенной голове Икса промелькнуло, что перед ним нечто вроде дикой версии Мадонны с Младенцем), он восторженно объявил:

– Какая роскошная гора женского мяса!

Королева троллей все так же низко и булькающее загоготала.

Икс присел. Через пять минут они уже стали «не разлей вода». По крайней мере, до конца вечеринки. Напились втроем. Им было очень весело.

Так у Икса появился дружок-приятель.

Так в жизни Икса появилась Люсьен. Кстати, она не была баскетболисткой. Работала бухгалтером в известной IT-компании, в дизайнерскую студию которой уже совсем скоро устроится Икс. А дружок-приятель подвизался там в должности креативного директора. Должность эта, как также совсем скоро поймет Икс, являлась абсолютной фикцией. Только это было неважно. «Мы состоим из наших снов, реальность – из фикций», – говаривал дружок-приятель. Он мог себе позволить доморощенную философию, он не сомневался (в отличие от издерганного Икса) и, как ни странно, в его устах многие вещи выглядели правдиво. А все было просто: головная фирма принадлежала его отцу. Как и контрольный пакет крупного оператора сотовой связи. Как и пакеты, посты и кресла в правлении пары десятков других известных компаний. Отцу и двум старшим братьям – победители всегда правы. Братья выросли в настоящих бизнесменов, надежду и опору стареющего «папашки». А дружок-приятель, как в сказке, – «третий вовсе был дурак».

Эта первая вечеринка стала будто матрицей их дальнейших взаимоотношений и, как множество последующих, помнилась смутно.

– Пиво – отстой! – заявил дружок-приятель. – Заснем.

– Да, лучше выпить беленькой, – поддержала Люсьен.

– Заметьте, граф, дама хочет водочки! И мы, как потомки древних северных воинов, кшатриев, не вправе ей отказать…

Великанша разулыбалась, ей почему-то нравился его треп.

– …отказать в, не побоюсь этого слова, метафизическом напитке русской души, квинтэссенции и агенте нашей загадочной Земли-Матушки.

Он весело перевел дух, хотя Икс смотрел на него оторопело, и добавил:

– Эх, водочка, водочка! Ласковый пиздец, который подкрадывается незаметно.

– Точно подмечено, – не без тоски сказал Икс.

– Аминь, уроды! – сказала Люсьен.

Икс тут же пригласил всех в гости, благо мама была на даче, на шести сотках, куда Икс так и не доехал.

– Видите ли, граф, бытовое пьянство – первый шаг к алкоголизму, – пожурил дружок-приятель. И потащил всех в ресторан. Икс запротестовал: давно был не при деньгах. Люсьен пихнула его в бок:

– Будь спок! – шепнула она. Кулак у нее действительно оказался каменный – не зря королева троллей. – С баблом порядок. А с похмела надо хорошо пожрать.

В ресторане Икс танцевал. Впервые за много лет. Они втроем лихо отплясывали лезгинку в обществе изумленных кавказцев.

– Хачи обалдели от Люсьен! – хвалился дружок-приятель. – Она пьяная в сопли, а двигается, как лань. Ну… правда, очень большая.

«Хачи» действительно обалдели от Люсьен. Их глаза были печальны. Но мужественные сердца бились в предвкушении роскоши. Видимо, гора женского мяса действовала на них несколько иначе, чем на утомленных жителей мегаполиса. Да и вообще вся их троица смотрелась нелепо и странно: ну что общего может быть у румяного, уже чуть оплывшего креативного директора с наклонностями метросексуала, асоциального маргинала, явно люмпен-алкаша и женщины-башни? Катастрофа, которая с ними произошла, не читалась на их довольных лицах. Правда, пресловутые северные воины спали в обоих кавалерах мертвым сном и были не в состоянии оценить достоинств великанши; спали, да еще пьяно похрапывали.

Потом Люсьен расчувствовалась. Заявила, что у нее есть своя песня. Лет двадцать назад, когда она не была такой большой, а просто очень высокой, некий юноша, ставший впоследствии известным, посвятил ей песню. Лучшую на свете.

– Ну все, граф, началось! – закатил глаза дружок-приятель. – Графиня вплывает в последнюю стадию: плач Ярославны под трек номер пять. Здравствуй, бред!

– Зачем так говорить? – обиделась Люсьен. – Эта песня – все, что у меня есть.

– У тебя еще есть я! – парировал дружок-приятель.