Дети России

- Хорошо, пусть буду Жидков, - а на душе у мальчишки разливалось тепло необыкновенное, ведь брал на себя Петр обузу большую и опасную. Тяжко жилось в колхозе. За свою работу от зари до зари получали колхозники в конце года по трудодням зерна по 200-300 граммов. А приходилось налог платить натурой - за корову семь килограммов масла, за овцу - 3,5 килограмма шерсти, да сотню яиц независимо от того, есть ли в хозяйстве куры. Как же тут не быть в сердце Вани теплу и благодарности?…

Наступило такое время, что Нюрнберг стали бомбить ежедневно. Случались и ночные налеты. Пленные с надеждой смотрели в небо, ожидая, что бомбы упадут на комендатуру, на казарму охранников, на изгородь и тогда можно будет вырваться на свободу. Но самолеты улетали. А утром, шагая колонной на работу, видели, что горожане покидают свои разбитые дома и направляются на запад, и радовались:

- Ага! Драпают фрицы - жареным запахло!

К ним зачастили представители РОА, ведь им нужны были офицеры, однако сколько не зазывали они узников, сколько ни сулили хорошего, никто в РОА не записался. Когда находились в Польше, то некоторые шли туда с намерением все-таки пробраться к своим. Но сейчас представители РОА удалились ни с чем.

Март 1945 года вселил надежду в каждого узника. Они знали, что советские войска давно на немецкой территории. Неизвестно, как добывали подпольщики вести с воли, но в лагере всегда была точная информация о состоянии дел на обоих фронтах - восточном и западном. Потому ожидали освобождения с запада войсками союзников, так как Нюрнберг был ближе к ним, даже была уже слышна артиллерийская канонада.

И вдруг немцы решили эвакуировать лагерь. Как всегда, узников поделили на две части. Одну колонну отправили куда-то пешком, другую, в нее попал Иван, погнали к железнодорожной станции. А там - в какой уж раз! - товарные вагоны, перестук колес, которые бесстрастно отсчитывали километры, а куда - к свободе или смерти, никто не знал.

На одной из небольших станций, где остановился эшелон, неожиданно начался воздушный налет. Пленных выпустили из вагонов и погнали к лесу. Иван никогда не мог понять, почему немцы во время бомбежек старались загнать пленных в укрытие, ведь по логике должно быть иначе: чем больше погибнет узников, тем меньше хлопот немцам. Видимо, тут играла роль чисто немецкая аккуратность - сколько принял при отправке, столько обязан и сдать.

Вой самолетов над головой заставил Ивана упасть на землю - сработал инстинкт самосохранения. И вовремя. Грохнул взрыв. Иван почувствовал, что его словно режут пополам -так беспощадно прошлась по нему ударная волна. Одновременно с «перерезанием» Жидкова подбросило вверх, и он оказался в ручье. Придя в себя, Иван отполз в воронку, которая была неподалеку и огляделся. Эшелон горел. Вокруг ни товарищей, ни охранников. В другой воронке сидел какой-то пленный, облепленный грязью с ног до головы, как Иван, жевал равнодушно сухарь, не обращая внимания на происходящее вокруг. Иван пополз к нему.

- Бежим!

- Нет, - покачал тот головой и грустно улыбнулся. - Не выдержу я, тебе лишь помешаю, ты беги один, - он, видимо, так ослаб, что было уже все равно, где погибнуть - под взрывами бомб или в лагере. Для него гибель будет избавлением от мук.

- Прости, друг, - Иван прикоснулся к рукаву солагерника и пополз прочь, услышав сзади слабое: «Удачи тебе, товарищ!»

Скользнув в очередную воронку, Иван увидел еще одного пленного, спросил и его: «Бежим?»

Тот согласно кивнул. Они побежали, что было сил, прочь от эшелона. Пустынными, развороченными взрывами улочками, беглецы выбрались из городка, и только в лесу, отбежав от него на приличное расстояние, рухнули на землю. Познакомились. Неожиданного попутчика Ивана звали Дмитрием Старостиным*. Он прекрасно знал немецкий язык, и это, они рассчитывали, должно было помочь им в пути. Главное, сейчас надо как можно дальше уйти от городка, пока охрана не спохватилась и не стал искать беглецов. Отдохнув немного, определили восточное направление и пустились в путь.

Шли беглецы ночами, днем отсыпаясь где-нибудь в укромном месте. Оба прекрасно помнили, что говорили возвращенные в лагерь после побега: ни в коем случае не обращаться за помощью к немцам - выдадут, поэтому надеялись они только на себя, на свое везение. Продукты тоже добывали тайно, в основном - картошку. И как ни осторожничали, однажды чуть не попались.

Как- то на лесной полянке они увидели небольшой домишко, но, прежде чем войти в него, долго мокли под дождем, вглядываясь в округу, нет ли чего подозрительного, и, убедившись, что сторожка пуста, зашли. В сторожке они нашли немного продуктов и одежду, которая была как раз впору Старостину. Поев, они разомлели в тепле, и надо же такому случиться, что на эту же самую сторожку набрели двое немецких солдат.

Немцы, наверное, тоже не ожидали встретить кого-либо в сторожке, тем более, русских. Они остолбенели в первый момент, а потом старший, ему было лет сорок, он был ранен в руку, скомандовал:

- Ан дэр ванд! Вер зинд зи? К стене! Кто такие?