Дети ржавчины

–  Привет, Петя. Что такой хмурый?

–  А-а… – Петька с досадой махнул рукой. – Полночи не спал – зуб разболелся.

–  Мог бы вызвать дежурную машину, тебя отвезли бы в круглосуточную стоматологию. Все-таки в экспедицию выезжаем.

–  Да ладно… Я его анальгином, а потом заснул.

–  А где Гришаня?

–  Пока не видно. Но, чувствую, уже рядом.

Да, я тоже это чувствовал. И мог легко представить, как наш Гришаня сейчас нервничает, поминутно глядя на часы, мысленно подгоняет троллейбус и шепчет одними губами: «Я уже близко… Подождите, я сейчас буду…»

Самое интересное, что водители действительно поторапливаются, если у них в салоне опаздывающий Гришаня. Назвать это телепатией я не могу по профессиональным соображениям. Феномен Гришани, как и сотен других зарегистрированных аномалов, всесторонне изучен и описан в справках и отчетах экспертиз.

Но слова «телепатия» в его личном деле нет, это точно. Телепатия, полтергейст, телекинез – такие понятия не пользуются популярностью в Ведомстве. Слишком все сложно, чтобы называть многообразные и непостижимые Явления этими расхожими вульгарными словечками. Один знакомый военный, матерый оружейник, как-то жаловался мне, что его прямо-таки корежит когда люди, увидев любой укороченный автомат, спешат окрестить его «узи». Это то же самое. Нельзя называть «телепатией» высокоорганизованный психофизический феномен, обнаруженный у нашего Гришани.

Гришаня умеет многое. Не только подгонять троллейбусы. Какая из сторон его тайного таланта может понадобиться в сегодняшней поездке, не знают ни он, ни мы с Петей.

–  Я не опоздал?

Вот и он сам. В тот момент внештатник сильно смахивал на запыхавшуюся дворнягу: волосы всклокоченные, дыхание тяжелое, разве что язык набок не свесил. Сразу видно, торопился человек.

Ждать больше некого. Петр открыл кошелек, убедился, что билеты на месте, и мы отправились к дизель-поезду, который пыхтящей зеленой змеей развалился вдоль перрона.

Потом мы тряслись на деревянных скамейках и слушали, как трое железнодорожных рабочих в оранжевых жилетах громко спорили, закрывать ли им на сверхурочные работы отдельный наряд или пустить все одной графой.

Вообще людей в вагоне было мало. Неподалеку от нас шуршал газетой пожилой полный господин. После прочтения каждой статьи он сокрушенно качал головой и вздыхал: «Да-а. Да…»

Еще был крепенький круглолицый солдатик, весь обвешанный, как полагается «дембелю», значками, аксельбантами и всякими неуставными декоративными деталями. Он заметно нервничал, энергично крутил головой по сторонам и поглядывал на часы.

–  Эй, – позвала его серая старушка с двумя перевязанными сумками. – Ты не Сычевых сын?

–  Да! – обрадовался паренек.

–  Я и смотрю – знакомый, – с удовлетворением кивнула старушка. И уточнила: – Мать твою фотографию в совхозе показывала. Они тебя только завтра ждут.

–  А я пораньше смог, – широко улыбнулся солдатик. – Домой скорее хочется.

–  Конечно, – понимающе вздохнула бабуля. – Два года мать не видал.

–  Побольше даже. А еще ехать часов пять. Скорей бы уж домой.

–  Долго, – согласилась старушка.

–  Гришаня, – тихо позвал я. – Сделал бы ты доброе дело.

Внештатник понимающе улыбнулся и перебрался к солдатику. Поговорил с ним немного, невзначай коснулся. Через минуту тот уснул, уронив фуражку на сиденье.

–  Мамаша, не забудьте разбудить, когда выходить будете, – предупредил Гришаня старушку.

Та кивнула, ничуть не удивившись происходящему. Гришаня свое дело знает.

Нам уже скоро выходить, а спящий солдатик поедет дальше под присмотром старушки. Гришаня с умилением улыбнулся. Он любит делать людям приятное, но не решается на это без нашего благословения. Это наше воспитание. Иногда мне кажется, что аномалов специально делают нашими сотрудниками, чтоб отбивать охоту к несанкционированным фокусам.

Через полчаса скрипящий и громыхающий «пазик» повез нас из придорожного городка Чернореченска в село Ершово. На ухабах нас так бросало, что приходилось хвататься за сиденья, чтобы не врезаться головой в потолок. В пыльные окна были видны желто-зеленые поля, пересекающие их темные полосы березняков, иногда мелькали крыши ферм, моторных станций и еще каких-то строений, где неизвестные нам люди занимались бог знает чем. Попадающийся по дороге народ всякий раз при виде автобуса останавливался и подолгу смотрел нам вслед, словно видел некую редкость.

В автобусе оказалось шумно. Мы, трое горожан, удивлялись, отчего деревенские могут так громко свободно и весело переговариваться. Унылая и подозрительная полутишина городского общественного транспорта была нам более мила и привычна.

Потом разбитая бетонка кончилась, и автобус покатил по хорошо утоптанной колее, окруженной старым орешником. Мы наконец смогли перевести дух.

Петя вспомнил, что надо бы поработать с местным населением, и крикнул, высунувшись в проход:

–  Из Ершова есть кто-нибудь?

Шум в салоне стих, все посмотрели на нас.

–  А че? – спросил пожелтевший от табака старик с железными зубами.

–  Нам в Ершово надо, – пояснил Петр. – Где выходить?

Тут же нашлось несколько желающих толкнуть нас в бок в нужный момент.