Дети ржавчины

Никакой нож в меня не полетел. Я увидел стол у окна, рядом – лежанку, заваленную тряпьем. Когда это тряпье пошевелилось, я разглядел и хозяина – высохшего парализованного старика с лицом, поросшим спутанными серыми волосами. Он лежал под грудой тряпок, непонятно как существуя в этом тесном вонючем пространстве, в полном одиночестве.

–  Что надо? – спросил хозяин, не проявляя никакой приветливости.

–  Проезжали мимо, хотели купить здесь еды, – спокойно соврал я. – Что у вас произошло, где люди?

–  Еды им надо… – пробормотал дед со злобой в голосе. – Покупай, сколько влезет! Если найдешь, у кого…

Он сунул руки под свои тряпки и принялся чесаться, не переставая вполголоса сыпать ругательствами. Я решился присесть на край кособокой скамейки, что стояла у стола. И тут мне стало немножко не по себе. На столе валялась засохшая надкушенная лепешка, а вокруг темнела размазанная кровь и клочки шерсти. Словно бы здесь разделывали свежеубитого кролика или кошку.

Я отвел глаза и тут же наткнулся взглядом на подножие кровати. Там тоже была кровь, какие-то серые клоки, а среди них – свернутый кольцом крысиный хвост.

–  Ты что, отец, сырыми крысами питаешься? – спросил я, брезгливо отодвигаясь.

–  А кто мне их варить будет? – проговорил старик и почему-то засмеялся. Он нагнулся и вытащил из-под лежанки деревянный ящик с бурым порошком, в котором темнели несколько крысиных тушек. Насколько я понял, порошок был солью, пропитавшейся кровью.

Он повалял одну тушку пальцами, достал, понюхал. Я увидел, что рядом с его лежбищем стоит длинная палка. Вероятно, он поджидал, пока крыса выползет на стол, чтобы полакомиться его лепешкой, и в тот момент на нее обрушивался удар.

–  Может, тебе чего принести? – предложил я, запоздало вспомнив, что в нашей повозке уже почти ничего не осталось из еды.

–  Ничего мне от тебя не надо. Хочешь объедками старика накормить? Езжай своей дорогой, – он вдруг посмотрел на дверь. – А это тоже погонщик?

В проходе стояла Надежда, настороженно поглядывая то на меня, то на хозяина. Дубинка – в опущенной руке.

– Иди к лошади, – велел я.

–  Я отогнала ее во двор, – ответила упрямая девчонка. – Ее с улицы не видно.

–  Ну, дела… – пробормотал старик и вновь начал расчесывать тело.

Я представил, сколько грязи и насекомых скопилось под тряпками.

–  Где люди? – вновь спросил я.

–  Люди-то? Сгинули. В один день – как все ушли, так и не пришли. А кто остался – те тоже разбежались куда-то. Один я здесь.

–  Куда же они ушли? И чего тебя с собой не прихватили?

–  А на кой ляд я им нужен? Какой от меня прок? Вы бы меня повезли с собой?

–  Повезем, если скажешь, куда тебе нужно.

–  Нечего меня трогать. Ступайте своей дорогой. Я все еще думал, сказать ли старику, что вся его деревня вымерла, а тела соседей и родственников лежат окаменевшие у болота. Не похоже, что он сильно от этого расстроится, хотя, как знать… Но меня опередила Надежда.

–  Дедушка, они все умерли, – проговорила она, внимательно наблюдая за ним.

–  Умерли – значит, такая у них дорога. А я вот – жив! – он расхохотался. – Хоть брюхо и пухнет от крысиных кишков, а вот живой таки!

Он уставился в одну точку, обдумывая известие.

–  Что ж, выходит, больше никто и не придет сюда? – растерянно проговорил старик минуту спустя. Но тут же спокойно добавил: – А и черт с ними. Полакомлюсь пока хвостатыми, а придет время – они мною пообедают.

Он искоса поглядел на меня.

–  Кто ж их поубивал?

–  Прорва убила.

–  Ну да… – кивнул дед. – Кто ж еще наших тронет? Кому мы еще нужны?

Я решил, что пора прекращать пустую болтовню и переходить к делу.

–  Старые вещи есть в деревне, отец?

–  А ты пришел наши вещи забрать? – с неожиданной злостью проговорил старик, прожигая меня взглядом. – Погонщик… – он закончил фразу новым набором ругательств.

–  Вещи у меня свои есть, – твердо ответил я, сбивая с него спесь. – Мне просто надо знать, откуда вы брали старые вещи.

–  Почем я знаю, откуда их брали? Я уже сто лет нигде ничего не беру – ноги у меня не шевелятся, понял, ты, молодой?!

–  Может, кто-то говорил, – терпеливо продолжал я. – Ты же столько лет прожил, все должен знать здесь. Может, вспомнишь – хорошие старые вещи, не ржавые.

–  Не знаю никаких вещей. Мальчишки тут с железками бегали, а внучата мои… – он вдруг осекся, лицо его вытянулось. – Слышь, погонщик, а внучатки мои тоже померли?

–  Не знаю… Не видел… – невнятно проговорил я, растерянно обернувшись к Надежде. – Были там какие-то дети…

Надежда шагнула вперед, заставив меня замолчать.

–  Ну что ты, дедушка, – напористо заговорила она. – Внучата твои живые, спаслись. Только они ушли отсюда.

–  Внучатки мои толковые, – мигом успокоился дед. – Знают, когда надо уходить.

Надежда вновь отступила за мою спину, успев бросить на меня негодующий взгляд.

–  Были у них железки, – неожиданно сказал старик. – Таскали их из омута и сюда тоже приносили. Бывало, что торговцы старое железо спрашивали. Я, правда, не смотрел за этим, насмотрелся уже…

–  Из какого омута, отец? – переспросил я, многозначительно взглянув на девушку. – Где он есть, этот омут?