Дети ржавчины

Мы идем в прихожую и останавливаемся перед зеркалом.

- Что ты видишь в нем, Катенька?

- Себя. И тебя.

- Но ты не можешь видеть себя там, потому что ты здесь, рядом со мной.

- Ну, то есть свое отражение.

- Верно. А что такое отражение?

Она с беспомощной улыбкой заглядывает мне в глаза, пытаясь увидеть там, что за тайну я сейчас ей открою.

- Отражение - это просто картинка на поверхности зеркала, ты согласна?

- Ну... Да.

- А теперь - принеси фотоаппарат. Катенька улетает в комнату и быстренько возвращается с аппаратом.

- Итак, - говорю я с видом фокусника, - отражение - не более чем картинка на стеклянной плоскости. От нас до плоскости зеркала - примерно полтора метра. Наводим резкость...

Я кручу лимб объектива и через секунду вижу резкое изображение рамы зеркала и нескольких засохших пятнышек лака для волос, прилипших к стеклу.

- Поверхность зеркала - в резкости. Убедись сама, Катенька.

- Да, - она смотрит в глазок "Зенита". - И что?

- А теперь посмотри на свое отражение!

- Та-ак. Ой, нерезко! А почему?

- Да потому, что твое отражение не на поверхности! Оно в глубине зеркала, понимаешь? Оно - в Зазеркалье.

- Здорово! - восхищенно говорит Катенька. - Но почему?

- Не знаю. Мое дело - находить и описывать Явления. А объясняют их совсем другие люди.

- Здорово, - зачарованно повторяет она. - Надо будет Вовке показать.

Вовка - ее сын. Я его от всей души не люблю. Вернее, разлюбил. Раньше это было очаровательное игривое существо, которое постоянно баловалось и шкодило, а будучи застигнутым, с громким визгом и смехом убегало и пряталось под диван или за кресло. Теперь это маленький тиран и скандалист, который умеет только требовать, требовать и требовать... Он не виноват. Это безотцовщина.

...Я возвращаюсь от Катеньки в первом часу ночи. Вот и мой дом. Лера открывает мне дверь и слабо улыбается.

- Я волновалась... Ты на работе задержался?

- Да, - отвечаю я и валюсь спать. Господи, как же легко я научился ей врать...

ОТЪЕЗД

Меня разбудил кашель дворника, проникший через открытую форточку. Через несколько минут злорадно запищал будильник.

- Сейчас встану, приготовлю завтрак, - пробормотала сквозь сон Лера.

- Спи, я сам, - шепнул я, слезая с кровати.

Город был тихим, пустым и влажным от утреннего тумана. Дворник продолжал покашливать, скребя метлой по асфальту.

Я поставил чайник, умылся и по привычке полез в шкаф за своим серым двубортным пиджаком. Но потом вспомнил, что на сегодняшний день форма одежды другая. И повесил пиджак обратно, бережно стряхнув с него пару невидимых пылинок.

К костюмам я отношусь уважительно. Потому, что это не просто одежда. Это оболочка, дорогой футляр, надежная защита от косых взглядов. Он должен быть безукоризненным, ведь у нас и по сей день принято встречать по одежке. Если вдруг на моем пиджаке появится неаккуратная складка или пятно, то человека, с которым я общаюсь, это может навести на нечаянную мысль о невнимательной жене или плохо убранной кухне с каплями борща на столе, как это бывает у простых людей. Нет и еще раз нет. Сотрудник Ведомства не имеет права быть похожим на обычного человека. Глядя на меня, никто не должен догадаться или даже заподозрить, что у меня дома текут краны и отклеиваются обои. Ведомство выше земных неурядиц. Этой святой цели служат и наши строгие костюмы, и дорогая парфюмерия, и личные парикмахеры.

Но сегодня все иначе. Сегодня я - работяга-геодезист, а значит, нужно надеть линялые армейские штаны, тельняшку, ботинки с ржавыми заклепками. Бриться необязательно. Одеколон - вообще противопоказан.

Это дома или в гостях геодезисты могут быть щеголями. А на работе, в глухой деревне, где грязи по уши, запах "Кристиан Диор" может вызвать только дружеский совет окружающих: похмеляться дешевле "Тройным"...

Утренняя прохлада уже начала отступать с городских улиц, прячась в подвалах и щелях между домов. Все чаще сердитыми жуками проносились одинокие машины. Я чувствовал легкую обиду. Хотелось, чтобы подольше город принадлежал только мне и дворникам.

На вокзале не было никакого утра. Его никогда там не бывает из-за круглосуточного режима. Возле огромного стенда с расписанием прохаживался туда-сюда Петька с сумкой за плечом. Я издалека узнал его по выгоревшей добела панаме-"афганке", которую он брал с собой, как талисман, в любую загородную поездку - от пикника до спецоперации.

- Привет, Петя. Что такой хмурый?

- А-а... - Петька с досадой махнул рукой. - Полночи не спал - зуб разболелся.

- Мог бы вызвать дежурную машину, тебя отвезли бы в круглосуточную стоматологию. Все-таки в экспедицию выезжаем.

- Да ладно... Я его анальгином, а потом заснул.

- А где Гришаня?

- Пока не видно. Но, чувствую, уже рядом. Да, я тоже это чувствовал. И мог легко представить, как наш Гришаня сейчас нервничает, поминутно глядя на часы, мысленно подгоняет троллейбус и шепчет одними губами: "Я уже близко... Подождите, я сейчас буду..."