Скоро изба наполнилась запахом жареного сала. Партизаны стащили сапоги и принялись сушить у огня портянки.
Снаружи донеслись людские голоса и яростный лай Цыгана. Шмулик открыл дверь и выскочил наружу. На дороге, ведущей в деревню, он заметил несколько фигур в белых маскировочных халатах. На фоне заснеженной земли черным пятном выделялся пулемет.
"Охраняют подход к деревне", - смекнул Васька.
Он еще стоял, прислонившись к стене хаты, глядя на шевелящиеся фигуры, как вдруг из соседнего двора донесся громкий смех и пение.
Из двора Кароля выехали запряженные парой лошадей сани, в которых Васька разглядел несколько вооруженных людей. Сани остановились возле дома Афанаса, и веселая компания со смехом и песнями ввалилась в дом.
"Поют себе во весь голос, не боятся немцев", - обрадовался Васька. Он вернулся в избу, которая была полна дыма и запаха свежеиспеченных блинов, уселся на краю печи и стал наблюдать за шумными гостями.
На столе стояли бутылки водки, которую гости разливали в большие стаканы или пили прямо из горлышка бутылок. Васька внимательно прислушивался к разговорам, и, хотя не все понимал, ему было ясно, что выпивка устроена в честь удачной операции.
Засерело небо. Партизаны вышли из Афанасовой избы, кое-как разместились на двух санях и исчезли в лесу. Долго еще стоял Васька у плетня и провожал партизан завороженным и завистливым взглядом.
На следующий день крестьяне из соседних деревень рассказали, что предыдущей ночью был пущен под откос поезд, шедший по главной магистрали на Минск. Спустя два дня разнесся слух, что погибли сотни немецких солдат, отправлявшихся на фронт, и что уничтожено много вагонов с боеприпасами и снаряжением.
После той ночи партизаны зачастили в деревню. Они появлялись также днем, прогуливались себе средь бела дня по селу с оружием за плечами, беседовали с крестьянами, шутили с девушками. А партизан, которого называли Колькой, стал совсем своим в Афанасовом доме. Он появлялся неожиданно в сопровождении всего лишь одного товарища, просил приготовить баню и чистое белье. Оба они отправлялись мыться и выходили спустя некоторое время красные, распаренные. Иногда Афанас посылал к ним на помощь Ваську. Колька забирался на верхнюю полку, а товарищ его хорошенько хлестал его веником. Вдруг он соскакивал с полки, вываливался за дверь, катался разгоряченным телом по снегу и возвращался в полную пара баню. А Васька прислуживал им, плескал воду на раскаленные камни, подбрасывал сухих дров в печь или подавал попить.
Теперь уже Васька не боялся разговаривать с партизанами. Когда они приходили, он усаживался вместе с ними за стол, и они угощали его самогоном. Когда Васька в первый раз глотнул напиток, ему показалось, будто опрокинул в горло огонь и все внутренности у него пылают. Потом привык. Старался быть таким же, как они. Иногда ему разрешали взять в руки ружье. Васька научился разбирать и собирать затвор. С особым удовольствием он вынимал магазин, полный блестящих патронов. Он усердно чистил винтовки партизан и возвращал их владельцам, сияя от гордости.
Тогда Колька по-дружески хлопал его по спине и говорил:
- Ты уже настоящий партизан, коль научился чистить ружье и пить самогон.
Однажды, когда Шмулик остался в комнате с Колькой сам на сам, а Афанас с Клавой вышли во двор, он осмелился:
- Колька, возьми меня с собой в лес... Я хочу быть настоящим партизаном.
Колька уставился на него и расхохотался:
- А что ты, малыш, будешь в лесу делать?
- Бить немцев.
- Только этого нам не хватает, - засмеялся Колька, - детдом открыть в лесу. Сиди пока что, дитя, под материнской юбкой. Года через три, когда подрастешь, тогда возьмем тебя. Потом добавил уже всерьез:
- Партизанская жизнь в лесу не забава, не для детей она. Сегодня ты жив, а завтра - труп.
Васька отошел, с трудом удерживая слезы.
РУКА ВРАГА
Новости с фронта становились все более ободряющими. Приходившие в деревню партизаны рассказывали о победах Красной армии, о нанесенных немцам ударах, о Сталинграде.
Боясь партизан, немцы перестали наведываться в деревню. Крестьяне почувствовали себя уверенней. Мужики давали партизанам лошадей и подвозили их куда нужно, а бабы стирали им белье.
Казалось, немецкий захватчик не смеет ногой ступить в спокойный "партизанский край". Лесные бойцы приходили на деревенские праздники, играли на гармошке и на аккордеоне, плясали с девушками. Только старого Кароля не радовало общее веселье. Он ходил мрачным и ворчал:
- Не от большого ума вы тут веселитесь, беситесь, нет, - предупреждал он, - еще задаст вам немец, ой, как задаст!
Особенно он мрачнел, когда приходила весть о новой диверсии, произведенной партизанами в округе, когда они, опьяненные победой, разгуливали по деревне, и их песни далеко разносило эхо. За последнее время силы партизан очень выросли, как численно, так и вооружением, и они чувствовали себя в этом районе в полной безопасности. Немцы не смели появляться в селах, где правили партизаны, разве что большими подразделениями.
- Сами на себя беду накликают, - ворчал старик, уходил в свою хату и запирал дверь на засов.