Дети с улицы Мапу

Обратно, на улицу Мапу, возвращались пешком. Медленно поднялись по лестнице. Ноги Шули болят, голова как чугунная. Мать достает из сумочки ключ, но дверь оказывается открытой. Из гостиной слышится смех и беспорядочные звуки пианино. Кто-то барабанит по клавишам.

- Не ломай пианино, - раздается голос Уршулы, - лучше продадим его.

- Дура, кто у тебя сейчас купит пианино ? - слышен грубый голос. Кому нужно, придет к жиду и заберет.

- Скорей, дочка, скорей, - потащила мать за собой Шулю, застывшую на месте от страха. Добежали до ворот и едва не столкнулись с мужчиной в рабочей одежде, который шел им навстречу и загородил проход.

- Прошу прощения, - обратился мужчина к матери Шули, - не вы будете супруга доктора Вайса?

- Нет, нет, - испуганно ответила госпожа Вайс, стараясь проскользнуть мимо.

- Пропали, - мелькнуло у Шули в голове, - наверно, Уршула поставила его в воротах, чтобы поймать нас. Шуля расплакалась.

- Чего ты плачешь, девочка? - с жалостью говорит мужчина. - Я к доктору Вайсу. Он ведь спас мою дочку, как раз твоего возраста. Если бы не доктор, кто знает, осталась ли бы она в живых. Я думал, сейчас, в такое время... может, смогу чем помочь.

Мать Шули смотрит на него: да ведь это плотник, который живет на окраине. Верно, Макс долго лечил его дочь.

- Вы Паулаускас? - чуть приободрившись, спрашивает госпожа Вайс.

- Да, - радостно отвечает мужчина, - только теперь признали меня. А я вас сразу узнал. Не забыли мы, что доктор Вайс сделал для нашей дочки.

- Доктора Вайса нет, его забрали, - тихо плача, говорит мать Шули.

- Забрали доктора?! - повторяет вслед за ней столяр и в отчаянии качает головой. - Значит, опоздал я... А вы? Куда вы идете?

- Не знаю. Куда глаза глядят.

- Вот что, идемте ко мне. Я, правда, человек небогатый, но что едим я с семьей, то и вы будете есть.

Паулаускас взял оба узла и зашагал вперед, а мать с Шулей - за ним. Шли долго-долго, пока добрались до узкой улочки на окраине города и вошли в деревянный домик, окруженный садом. Паулаускас стукнул в дверь.

- Маре, привел тебе гостей!

В дверях стояла крупная женщина в пестром цветастом платье и белой косынке. Она внимательно осмотрела их своими серыми глазами.

- Входите, пожалуйста. Вы ж, конечно, устали. Садитесь к столу. Отдохните, покушайте. Вероника, - позвала хозяйка, заглянув в соседнюю комнату, - спустись-ка в погреб да достань молока.

Не прошло и нескольких минут, как в комнату вошла девочка лет двенадцати, высокая и худенькая, со светлыми волосами, заплетенными в две жиденькие косички, перевязанные красной ленточкой.

Девочка поставила на стол кринку и стала в стороне, с любопытством глядя на гостей.

- Это моя дочь Вероника, - показала хозяйка на девочку. - Если бы не ваш муж, осталась бы она на всю жизнь калекой. Присаживайтесь к столу. Мы не богаты, чтобы угостить вас так, как вы привыкли, но поделимся с вами, чем Бог послал. Не плачьте, - добавила она, видя слезы в глазах госпожи Вайс, - Господь всемилостивый вернет вам мужа. Мой мужик бегает целый день по городу, авось принесет добрую весточку. Кушайте и ложитесь отдыхать.

Никогда еще никакая еда не казалась Шуле такой вкусной, как картошка и стакан молока, которые подала на стол жена Паулаускаса.

Когда, наевшись, Шуля лежала в постели рядом с матерью под пестрым одеялом, она прижалась к ее спине и сказала :

- Мамочка, правда ведь, есть еще на свете и хорошие люди?

Но госпожа Вайс не ответила: она уже спала.

ВНЕ ЗАКОНА

Войдя в комнату, Сролик увидел, что мать режет на полосы желтую материю. Он узнал желтую скатерку, которая лежала под радио.

приемником.

- Ой, мама, зачем ты порезала скатерку?

- Теперь сынок, нет у евреев приемников, и скатерки не нужны. Самая нужная вещь для нас теперь - это желтая звезда, - с горькой усмешкой отвечает госпожа Левина.

Сролик внимательно смотрит на печальное лицо матери и не говорит ни слова. Только вчера они вернулись в свою квартиру на улице Мапу. Пытались перебраться через границу в Советский Союз, но не удалось. Вернулись усталые в разбитые - большую часть дороги шли пешком. Квартиру нашли взломанной и ограбленной. Лучшая одежда и посуда исчезли. Мать всегда была жизнерадостной, но сегодня она грустная, под покрасневшими глазами - синие круги.

- Все кончено, все кончено, - слышит Сролик из коридора безнадежный голос отца. Все утро не было Левина дома. Только теперь он вернулся из "дальнего плаванья", как он обычно называл свои хождения к соседям за новостями.

Хотел было Сролик спросить у отца, "что слышно", но увидел его мрачное лицо и промолчал.

- Ну, Рохл, - обращается отец к матери,- я вижу, ты шьешь нам царские одеяния... Да, царские одеяния...

Отец шагает по комнате взад-вперед, опустив голову.

- Что говорят люди, - спрашивает мать, - что думают с нами сделать?

- Важно не что люди говорят, а что подсказывает логика. Будет очень плохо. Не зря метят всех евреев.

- Мойше, - молит мать, - может, ты сумеешь достать телегу, и уедем отсюда.

- Куда поедешь? Нет дороги. Немцы всюду.

- Мойше, есть евреи, которые бежали в соседние деревни. Поговаривают, будто нас запрут в гетто.