Дети с улицы Мапу

— Смотрите, какой герой! Увидим, что ты запоешь завтра, когда сюда придет Гитлер! «Жид капут!» — кричит Ионас, проводит рукой по горлу, как будто режет, и поворачивается к ним спиной.

Дети остолбенели. Никогда Ионас не говорил так с ними. Всегда считали его своим другом. Его младший брат Юозас играл с ними в саду. Не один раз Ионас делал для них разные игрушки. Маленький столик и темно-зеленая скамейка — тоже дело его рук. Всегда они угощали его конфетами. Что с ним, с Ионасом? Откуда вдруг эта ненависть?

День клонился к вечеру. Солнце еще поблескивало за облаками. Его последние лучи скользнули по крыше дома напротив, листья березы посерели, а ствол стал чуть фиолетовым. За оградой садика стоял Юозас, младший сын дворника, смотрел на детей и молчал.

— Юозас, иди сюда! — позвала его Этеле. Но Юозас не двинулся с места. Он смотрел на детей и молчал. Только низкий дощатый заборчик отделял их от него, но все почувствовали: Юозас больше не перепрыгнет через заборчик, не придет в сад играть с ними.

Испорченный праздник

— У меня сегодня день рождения. Мне исполнилось одиннадцать, сообщила Ривкеле детям. — Приглашаю всех к себе.

— Будут вкусные вещи? — спрашивает Этеле.

— Будет вкусный торт — шоколадный, я сама испеку.

— Ты умеешь печь? — удивляется Шуля.

— Сегодня научусь. Мама сказала, когда мне будет одиннадцать лет, она научит меня печь и варить. Девочка должна все уметь. Так говорит мама.

— А моя мама говорит, — возражает ей Шуля, — что это совсем не так важно. Готовить можно научиться потом, когда… ну, когда женятся. А сейчас нужно учиться.

— Неверно, — качает Шмулик головой, — девушка должна уметь готовить прежде, чем она выйдет замуж.

— Совсем не нужно, — стоит на своем Шуля, — моя мама не умеет готовить, а она замужем.

— А кто готовит для тебя и твоего папы? — спрашивает Этеле.

— Уршула.

— А когда не будет У вас Уршулы?

— Почему не будет? Будет…

— Вы говорите, как малые дети, — вмешивается в разговор Сролик, презрительно глядя на них. — Девушка должна уметь готовить, печь и шить. Но она не обязана все делать. Она даже может быть врачом, как наша врачиха в школе.

— Парень тоже должен уметь шить, — вставляет задумчиво Шуля.

— Зачем? Для него шьет жена, — возражает Давид.

— А если он некрасивый и у него нет жены?

— Тогда… тогда…, — ищет ответа Давид. — У каждого парня — своя жена. У некрасивого — некрасивая жена.

— Я пошла печь, — вспоминает Ривкеле и бегом поднимается по лестнице.

— А пирожные будут? — кричит ей вслед Этеле.

— Будут.

— И конфеты?

— И конфеты. А подарки приготовили?

— Некрасиво просить подарки, — поучает ее Шуля.

Ривкеле останавливается, пораженная, в дверях квартиры. Комнаты полны пакетов, мешков и чемоданов. Родители возятся, развязывают, завязывают, вытаскивают из одного пакета и суют в другой.

— Закрой дверь и не вертись тут, — кричит мать.

— Мама, я пришла печь пирог.

— Какой пирог? Что ты мне морочишь голову?

— Мамочка, сегодня ведь мой день рождения.

— Да. Отстань от меня. Нет у меня сейчас времени.

— Мамочка, ты обещала мне, что сегодня я сама испеку пирог.

— Никакого пирога печь не будешь, слышишь? Ты что, не понимаешь? В одиннадцать лет девочка уже должна понимать положение, — сердится отец.

— Я… я… хочу что-нибудь сделать, — отвечает Ривкеле и плачет.

— Что ты кричишь на девочку, Меир? Она ж не виновата, что началась эта проклятая война.

— А что я сказал? Ничего такого, — оправдывается отец.

Мать дает Ривкеле полную пригоршню конфет, медовых пряников и выпроваживает ее.

— Мамочка, я не хочу конфет, — дрожащим голосом шепчет Ривкеле, — я хочу день рождения.

— Иди, дочка, иди… День рождения отпразднуем, когда тихо будет, после войны, если живы будем. Мы очень заняты. Нужно спасти часть товара, чтобы не все забрали.

Ривкеле еще не понимает, что происходит. Она видит, что родители торопливо наполняют мешки, подтаскивают их к открытой дверце погреба, и отец спускает их вниз. Отец утирает пот, мать тяжело дышит.

— Мамочка, зачем вы спускаете мешки в погреб? Я помогу тебе, предлагает Ривкеле, всем сердцем жалея уставшую мать.

— Нет, дочка, ты только будешь мешать нам. Возьми сладости и иди во двор.

— Мама, я отпраздную день рождения в саду. День рождения… Так, просто… раздам ребятам угощение, ладно?

— Ладно, ладно. Иди, дочка, иди.

— Вот тебе, — протягивает ей отец синий кулек с орехами, — устрой себе день рождения, в саду.

— Чтоб нам довелось отпраздновать твой день рождения, доченька, на будущий год в мире и спокойствии, — вздыхает мать и закрывает за ней дверь.

Подпрыгивая, взбежала Шуля по лестнице и нажала кнопку звонка: два длинных. «Пусть папа подумает, что пришел пациент», — улыбается Шуля и представляет себе, как удивятся родители, увидев в дверях вместо пациента ее.

Но что там случилось? Не открывают. Она звонит опять, на этот раз быстро, нетерпеливо. Шуля слышит шаги отца, он открывает дверь в возвращается в кабинет.

— Почему папа открыл дверь, а не Уршула? — недоумевает Шуламит и идет в столовую. Ни там, ни в спальне, ни на кухне нет ни души. Где мама? Ее сердитый голос доносится из кабинета.